Юлия Латынина - Нелюдь

Ведь преступление, совершенное чиновником, наносит вред тайно и немногим, а наказание преступника вносит смуту в умы людей и нелюдей, заставляя их усомниться в непогрешимости власти. Таким образом, наказание преступника является глобальным преступлением против империи. Император Теофан никогда не совершал преступлений против империи и очень не любил, когда другие подталкивали его к этому.

Император сидел во главе огромного стола, за которым расположились первый министр, министр финансов и губернатор сектора Роза. Кроме трех главных заинтересованных лиц, в зале находился президент Технологической Академии Беррес Дарр и командующий Красным Флотом адмирал Иссуф. Император считал, что в вопросе о форме для флота следовало все же послушать и мнение военных.

Всякая запись столь важных событий была запрещена. Участники встречи могли полагаться только на память, и император Теофан обожал читать распечатки рассказов о совещаниях.

Из взглядов и жестов императора участники совещаний пытались сделать вывод о том, кому будут отданы пуговицы, а кому – заращиваемые швы, и на этом основании они исчисляли сравнительный вес приближенных дворца. Многие были недобросовестны и, чтобы преувеличить собственную значимость, намекали, что пуговицы будут отданы им. Читая эти распечатки, император Теофан знакомился с внутренней жизнью государства.

Итак, император сидел в Большом Кабинете, когда створы дверей разошлись, и в зал вошел новый начальник Службы Опеки империи генерал Станис Трастамара. Он был безупречно выбрит и одет, но совершенно серая кожа и увеличенные зрачки заставляли заподозрить, что Трастамара бухал всю ночь.

Ведь согласитесь, вряд ли он всю ночь воевал?

За генералом Трастамарой в кабинет вплыло «блюдечко» с высохшим стариком, а за ним молодой стажер Службы Опеки ввел растерянного пожилого человека в сером комбинезоне пилота без знаков различия. Приглядевшись, император узнал владельца одной из крупных компаний Галактики; кажется, что-то связанное с кораблями или двигателями. Император запомнил этого человека, потому что месяц назад вручал ему орден. Император всегда наперечет знал тех, кто служит его государству.

– Генерал Трастамара, вы вовремя, – сказал император, – мы как раз обсуждали очень важную проблему. Наш уважаемый Адания Кша отметил, что «вторая кожа» из арксана, которую первый министр Хабилунка предлагает надевать под боевую броню, на самом деле отвлекает солдата; арксан, говорит он, хорош для спортсменов, а в случае боевых ранений он разрушается быстрее кожи и даже бывали случаи, когда он сгорал. Как опытный оперативник, вы, несомненно, можете служить арбитром в этом споре…

И тут генерал Трастамара почувствовал, что он не может говорить. Слова закоченели у него в глотке, как труп – в вакууме.

Император Теофан, в парадном мундире и вечнозеленом венке, надвинутом на высокий лоб, сидел за овальным столом, заваленном распечатками. Из-под распечаток мерцали синии линии чертежей.

Стены Большого Государственного Кабинета были украшены изображениями всех семидесяти миров, входящих в империю, и колонны уходили вверх так высоко, что под потолком плыло небольшое облачко.

В этом кабинете располагался центр притяжения миров. Вокруг этого места вращалась вселенная. Ради него собирались налоги и рождались люди, светили звезды и работали двигатели. Это место дышало вечностью, и генералу Трастамаре было проще выстрелить в голову заговорщика, – нежели возразить тому, кто являлся осью, и стержнем, и животворящим древом империи.

Трастмара стоял, вытянувшись во фрунт – и молчал. Министр финансов и губернатор сектора Розы обменялись недоуменными взглядами.

И тут вперед выплыло «блюдечко» Живоглота. Стапятидесятитрехлетний старик казалось, не обращал ни малейшего внимания на вельмож в расшитых мундирах, ни на самого императора.

– У нас есть еще проблема, сир, – сказал Живоглот, – у нас война.

Император Теофан сморгнул. На лице его, чуть простоватом, с широко посаженными глазами, нарисовалось легкое недоумение.

– Война? С кем?

Адмирал Иссуф, командующий Красным Флотом, нахмурился. Первый министр Хабилунка вежливо хихикнул.

– Наш верный сподвижник великого Чеслава впал в детство. Война кончилась девяносто лет назад, светлейший.

Трастамара вдруг вспомнил запись, которую ему принесли перед отлетом. На записи первый министр развлекался с детьми. Двум девочкам было восемь, а мальчику – полтора. Первый министр очень любил детей до полутора лет, потому что у маленьких детей хорошо развит сосательный рефлекс.

«Здесь наверняка есть хариты, – подумал Трастамара, – кто? Первый министр? Ни в коем случае. Министр финансов? Вряд ли. Две недели назад он вымогал у губернатора Лены три миллиона – из украденных тем трехсот. Адания Кша? Он проводит все время в попойках и был в своем секторе последний раз четыре года назад. Новый руководитель Технологической Академии? Пожалуй. Он тесно сотрудничает с Рамануссеном, и когда два года назад он выбил деньги под императорские стипендии, он не украл их, а развернул по всем мирам беспрецедентный проект поиска талантливых студентов…»

«Господи боже ты мой, – пронеслось в мозгу у Трастамары, – это что, так и определять теперь людей? Если мерзавец – значит, точно человек?»

– Война с принцем Севиром, – отчеканил Живоглот, – точнее, с нелюдью, которая заняла место принца Севира. Нам предстоит вторая война с харитами, сир. С харитами, которые научились быть неотличимыми от людей, овладели человеческой технологией, нет, сир, я не прав – они овладели сверхчеловеческой технологией. Они научились создавать технику на стыке человеческой науки и харитской биологии. Они стерли грань между человеком, харитом и машиной, и именно один из построенных ими кораблей уничтожил базу над Баррой, в явной попытке спровоцировать восстание против империи людей. Принц Севир мертв, сир, и то, что заняло его место, хочет занять и ваше.

Чиновники переглядывались. Министр финансов засмеялся, оттопырив губу. Берес Дарр, президент Технологической Академии, чуть подался вперед, и лицо его вдруг потеряло всякое выражение. Трастамара положил руку на рукоять бластера.

Он не убил принца Севира из огнестрельного оружия, но несколько миллионов килоджоулей, всаженных в твердого харита с близкого расстояния – совсем другое дело.

– Ах да, – добавил Ли Трастамара, – есть у нас и такие, кто встал на сторону нелюди. Может, объяснишь нам, Нин, зачем ты это сделал?

Глаза присутствующих оборотились на невысокого пожилого человека в разорванной форме пилота. Ашари стоял, рассматривая облачко на потолке.