Виталий Романов - Лабиринт смерти

Ушаков несся по Московскому проспекту в сторону центра города. Мимо мелькали спящие дома, скверы, парки. Максим вдруг почувствовал, что ему тесно в родном Питере. Он задыхался, несмотря на открытые окна. И уж точно, невзирая на усталость и навалившуюся апатию, не смог бы уснуть. Слишком все живое…

– Получается, не сон, – горько пробормотал водитель. – Такой клуб очень даже возможен. Он способен приносить доход владельцу. Не сон! Не сон! Не сон!

Ушакову не хватало воздуха. Слева к машине прислонился умирающий Дэн Хлопов с вопросительно-приподнятыми бровями, выпученными глазами, вываливающимся изо рта языком. Справа в истерике билась Наталья Рогова – вся перепачканная кровью, своей и чужой.

Позади страшно кричала Машенька, умоляя парня вернуться, спасти ее от неминуемой смерти. Ушаков не мог закрыть глаза. Не потому, что был за рулем на улицах города и боялся врезаться в кого-нибудь. Нет. Едва он опускал веки, как живые синие лучи начинали резать Пака на дымящиеся куски. Черные обугленные руки азиата выскальзывали из-под капота, ползли к кабине. Пальцы скребли по стеклу…

Ушаков не выдержал, рванул ворот рубахи, чувствуя, что не может дышать. Воздуха все равно не хватало. Парень свернул в сторону Невы.

Наталья Рогова никак не могла избавиться от крови Саши Метелкина на руках. Она нервно терла ладони о серую тряпку, о джинсы, но как только бралась за руль, все начиналось сначала.

Цланг! Цланг! Цланг! Из длинного темного прохода доносились шаги роботов. Те шли убивать. Ее. Резать на куски. И не было выхода, чтоб спастись. Только один…

Наташа вновь держала в руках дисковую пилу со сломанным кругом, вместо которого остались чудовищные зубья. И вновь кричал Саша Метелкин, умоляя девушку не делать этого …

Она чувствовала вибрацию смертоносной «машинки», а потом прижимала инструмент к телу человека. Вибрация уходила, кровавые куски летели во все стороны. Так ли важно, что это был муляж? Что Метелкин жив? Что с ним все в порядке?

Она убивала! Убивала по-настоящему. Это не было игрой, что бы там ни говорил Борис. Спасая собственную жизнь, она резала на куски живого человека. И это уже никогда не отменить. Не исправить.

«Командир корабля должен быть готов пожертвовать частью экипажа, чтоб спасти пассажиров, – вдруг всплыли в памяти слова Александра Владимировича Кузякина, директора петербургского филиала „Генри Федерер“. – В этот момент кэп не имеет права думать о женах и детях тех, кого отправляет на верную смерть. Это жестоко, но выхода нет. Командир обязан принимать трудные решения».

Наташа вдруг почувствовала: руки у нее затряслись. Она так и не смогла выехать на трассу, свернула на боковую улочку на окраине Пушкина, остановилась там возле домов. Призрачный Кузякин вышел ей навстречу:

«На твоей должности надо уметь резать по живому…»

Рогова потянулась к пачке, но пальцы дрожали так, что девушка не смогла вытащить сигарету. И вдруг Кузякин исчез. К красной «Audi» приближался Юрик. Ее Юрка. Нет, уже не ее. Наташа вглядывалась в знакомые – до боли знакомые – черты лица.

Юрик посмотрел на нее с отчаянием. Встал на колени. Совсем как тогда.

– Ната… Наточка… Девочка моя… Что же ты делаешь?

Рогова схватилась за голову, пытаясь отогнать, забыть тот день .

– Ната, Наточка?! Любимая моя… Единственная… Да к черту эту карьеру! Золотая моя. Хорошая. На руках буду носить. Сам буду кормить нас всех, понимаешь? Нам хватит, клянусь! Я смогу. Ната… Наталочка! Хочешь, на колени встану? Пожалуйста, не убивай ребенка. Нашего ребенка, он ведь и мой тоже…

Юрик действительно встал на колени в тот день. Стоял, ничуть не стесняясь, что его – таким – видят посторонние люди. И в глазах жили мольба и вера в чудо.

Дурачок ты, Юрка. Какая магия чисел? Что ты вбил себе в голову? Почему решил, что этот мальчик – единственный и неповторимый, самый лучший?

– Я подумаю, – ответила тогда она.

Соврала. Потому что решение уже было принято. Просто она не захотела говорить об этом вслух. Да, она и тогда умела резать по живому. Умела… Ради карьеры. Ради того, чтоб получить новую интересную должность. Да, умела.

Малыш не родился. Наталья получила место, о котором мечтала. А Юрка ушел. Молча, не поднимая головы. Как только догадался – молча собрал вещи и ушел. Не простил.

«Ты должна научиться резать по живому».

Этому должен научиться топ-менеджер?! Отказаться от себя, разрушить семью, поставить крест на личном – ради вот такого ?

– Нет, это чужой мир… – прошептала девушка, чудом сдерживая слезы. Теперь она видела отчетливо. – Нет, не мой. Не мой! Разве это и есть настоящий бизнес? Куда мне теперь? Ну куда? Куда?!

Наташа зарыдала – громко, безнадежно. После «Crazy Battle» мир вокруг перевернулся. Она поняла: уничтожила самое дорогое, важное, что у нее было в жизни. Но не сегодня ночью, нет. В тот день. Невозможно ни вернуть, ни исправить.

– Прости меня… прости… – она плакала, уронив голову на руль, и просила прощения даже не у Юрки…

Обращалась к тому, кто уже не мог ее услышать. Для кого была всем – Богом, Вселенной, Домом. Самым дорогим и важным в жестоком мире, который создавали люди. И она сама в том числе.

Кого убила. Собственными руками.

Денис Хлопов, добравшись до Питера, ехал медленно, внимательно оглядывался по сторонам. Директор охранной фирмы тихо матерился. Власти города боролись с пьянством, в результате чего в столь ранний час невозможно стало купить бутылку водки.

Дэн не мог найти ни одного работающего ларька. Он притормаживал у каждого перекрестка, чувствуя: если не выпьет – сойдет с ума. И вдруг Хлопов заметил троих парней в скверике. Вжал педаль тормоза в пол, вытер пот со лба.

– Пацаны! – крикнул Дэн, выбираясь из «BMW». – Водка есть?

– А те какая разница, кент? – мигом завелся один из парней. – Чо есть – то наше! Иди своей дорогой, покуда не засветили в бубен!

– Да не, братва! – Хлопов миролюбиво развел руки в стороны, криво улыбнулся. – Все нормально! Я без понтов…

В другой раз не простил бы не в меру смелому пиплу такие базары. В другой раз. До «Crazy Battle». Теперь что-то изменилось внутри Дениса. Он полез в карман, вытащил пятисотрублевую купюру.

– Братва! – со слезой в голосе попросил он. – Догнаться надо… Мамой клянусь! Продайте! За пятихатку…

Парни, отвесив челюсти, переглянулись. Один в удивлении почесал затылок.

– Слышь, кент! – нашелся он. – У нас бутылка-то початая. Мы ж по кругу ее пропустили. Но, если надо, бери. Для хорошего человека не жалко! Водочка знатная, попить приятно.

– Идет! – обрадовался Дэн.

Быстро сунул в руки одному из пиплов пятисотрублевую купюру, схватил бутылку, опрокинул себе в горло. Парни вновь переглянулись, восхищенно покачали головами.