Вадим Панов - И в аду есть герои

Ктулху подошел к девушке, присел перед ней на корточки и взял в руки ее холодную кисть.

– Назови имя. – Это было произнесено с мягкой требовательностью. – Назови имя той, чьими глазами ты увидела замок Кадаф.

Вероника прищурилась и негромко ответила:

– Тасмит.

– Тасмит! – Ктулху шумно вобрал в себя воздух. – Повелительница Первого Греха! Любимая наложница Великого Господина! – Он опустился на колени и поцеловал ногу ведьмы. – Воистину, Вероника, в твоих жилах течет лучшая кровь Гипербореи!

Губы девушки скривились в усмешке:

– Этого недостаточно, погонщик, и ты это знаешь. Мне нужны рабы.

– У тебя они будут, – кивнул Ктулху, поднимаясь с колен. – Но сначала нам необходимо раздобыть Золотой Корень.

– «Стим», – поправила собеседника Вероника, – здесь его называют «стим». – Она взглянула на часы. – У нас еще есть время. Нужно дождаться вечера.

– Хорошо.

Девушка поднялась, подошла к оконному проему и посмотрела на суетливое Каширское шоссе. Когда-то давным-давно, еще в имперские времена, на этом участке принялись строить нечто большое, капитальное, возможно, даже грандиозное и действительно нужное. Но денег, как это часто бывало в те времена, не хватило, стройку заморозили, и сейчас она выглядела дурацким памятником самой себе, уныло протягивая к равнодушному московскому небу бетонные кости. Заброшенный объект стал идеальным укрытием для беглецов.

Ктулху проводил ведьму взглядом, нерешительно помялся и уселся на пол.

– Какое бестолковое тело!

– В своем истинном обличье ты был бы здесь неуместен, – усмехнулась Вероника.

Погонщик рабов засопел.

– Но ты прекрасен.

– Ты на самом деле так считаешь?

– Разве я стану лгать иерарху Кадаф?

Это небесспорное заявление Ктулху прокомментировал невнятным ворчанием. В жилах прелестницы текла кровь Тасмит, а наложницы Великого Господина славились чем угодно, но только не правдивостью.

Вероника рассмеялась:

– Я знаю, о чем ты думаешь, погонщик рабов.

– Неужели?

– Ты думаешь, что моей силы хватит для создания «Безмолвной метели», в которой ты смог бы сбросить с себя это детское тело и предстать передо мной в своем подлинном облике.

Ктулху резко вскочил на ноги:

– Я сам могу создать «безмолвную метель»!

– Твоя сила потребуется для другого. – Вероника томно потянулась. – Враги вокруг нас, погонщик рабов, и мы обязаны… – Вспышка золотых глаз обожгла Ктулху. – Мы обязаны оставить на Земле божественное семя Азаг-Тота на случай, если наша миссия не увенчается успехом.

Это было «сталинское» здание добротной постройки, одно из тех, что почетным караулом вытянулись вдоль большого московского проспекта. Когда-то давно оно должно было одним своим видом символизировать мощь великой империи и, стоя в длинном ряду таких же могучих сооружений, производить неизгладимое впечатление на людей. Но этим масштабным проектам не суждено было сбыться. Генеральный план превращения Москвы в единый архитектурный комплекс рухнул, оставив после себя лишь островки ожидаемого великолепия, и теперь огромные дома служили каменным напоминанием о величии ушедшего времени.

Артем заехал во внутренний двор, припарковал джип у ограды детского сада, из-за которой доносился веселый гомон, посмотрел на Яну и, продолжая начатый разговор, произнес:

– Все-таки предлагаю использовать мой вариант.

Девушка вздохнула:

– Артем, тебя расколют, и нам все равно придется ликвидировать всех, кто там окажется.

– Почему меня должны расколоть?

Согласно информации, полученной наемниками от Сантьяги, в одной из квартир этого старого дома размещался наркопритон, который держали старые, еще имперской закалки уголовники. Молодой наемник всю дорогу уговаривал Яну сыграть приезжих уркаганов, особо напирая на то, что при удачном стечении обстоятельств они получат необходимые сведения, не прибегая к насилию.

– Ну, какой из тебя бандит? – поморщилась девушка. – Даром что стриженый.

– А чего еще надо? – искренне удивился Артем. – Стриженый и на джипе приехал. Да еще с такой кралей…

Под ледяным взглядом Яны наемник осекся:

– Гм… Солнышко, извини, пожалуйста, я уже начал по фене ботать. Вхожу в образ. – Девушка продолжала молчать. – Честное слово: ничего личного.

– Значит, по фене?

Артем уныло потряс головой. Яна прищурилась:

– Где ты набрался этой гадости? – Наемник покраснел. – У тебя же высшее образование!

– Но это же нужно для дела!

– Для дела я могу потерпеть сленг, – отрезала Яна. – Но не в мой адрес!

Девушка достала из сумочки губную помаду и стала подправлять безупречный макияж.

– Никогда, – проворчал Артем. – Никогда больше это не повторится. – Он помолчал. – Мир?

– Мир, – смягчилась Яна и озорно улыбнулась. – Ладно, договорились: будем играть бандитов. Попробуй удивить меня своими лингвистическими изысками.

– Варщик ты крутой, Шелуха, – уважительно произнес Брусок, пристально наблюдая за ловкими манипуляциями банкира. – «Винтик» у тебя, в натуре, самый клевый выходит.

– Помайданишь с мое на зоне, еще не тому научишься, – хмыкнул в ответ Шелуха. – Там перетирать не любят: запорешь ханку, бугор вмиг оприходует.

На вид Шелухе было лет шестьдесят: впалая грудь, едва прикрытая грязной майкой, морщинистая кожа, густо украшенная синими татуировками, немногочисленные зубы – все говорило о наступившей старости. На самом деле, Брусок это знал точно, банкир едва разменял сороковник, но зона и «винт» сделали свое дело. Походка у Шелухи была тяжелой, шаркающей, голос сиплый, выцветшие глаза непрерывно слезились, и единственное, что банкир до сих пор делал с прежней сноровкой, – варил «винт». За это братва и поставила Шелуху банковать в этом притоне, за этим к нему и приезжали время от времени такие же морщинистые и покрытые татуировками бандиты.

Из комнаты донесся громкий стон.

– Генка совсем глухой стал, – заметил Брусок. – Прямо с утра вмазывается.

– Давно он здесь?

– Приехал с какой-то соской, когда ты спал. Компот намешал, говорит, чистый морфий уже не цепляет.

– Бабло отвалил?

– А то! Я ему на слово не верю.

– Это правильно. – Шелуха поковырял в зубах грязным пальцем. – А что за соска? Новенькая?

– Да какая там новенькая? – Брусок усмехнулся. – Кремом дыры от уколов замазывает, дура, думает, что незаметно будет, а у самой нормальных вен уже не осталось.

– Еще кто приходил?

Брусок потер лоб:

– Крыжа два болика «геры» взял. Больше никого не было.

– К вечеру подтянутся. – Шелуха разорвал упаковку одноразового шприца. – Вмажешься?