Николай Собинин - Игры на выживание

Но немцы не были дураками, да и радиофикация у них была на высоком уровне, их командование быстро сделало соответствующие выводы. Позиции пулеметчиков и противотанковых расчетов начали обрабатывать из MG-34 «ганомага», а в воздухе вновь заныли мины. Решив не испытывать судьбу, Дикарь закинул за плечи свой рюкзак, который Антип оставил тут после начала боя вместе с обрезом, взял в охапку подсумок с остатками патронов к ПТРД и неуклюжую металлическую дуру, по недоразумению названную ружьем, и отправился на смену позиции. Расчет разведчиков вместе с «максимом» проделал то же самое, сейчас они располагались в новой стрелковой ячейке по соседству с Дикарем. После непродолжительного минометного обстрела все затихло, немцы, как видно, экономили боеприпасы либо ждали информацию от корректировщика.

Пользуясь передышкой, Дикарь отхлебнул из фляги живчика и открыл банку с тушенкой, про себя радуясь, что разведчик не догадался проверить его припасы. Аляповатые современные этикетки на полуфабрикатах могли выдать Антипу его вранье с головой, это не говоря уже про отчетливо читаемые сроки хранения, выбитые на консервной жести понизу. Наскоро перекусив, он зарыл следы преступления во влажную окопную землю и решил наведаться к разведчикам.

Тут все было не слишком радужно: за прошедшие с окончания второй немецкой атаки полчаса Глеб уже конкретно поплыл, только что слюни еще не начал пускать — лишь молча сидел, покачиваясь и тупо уставившись в пустоту. Дикарь уже неоднократно видел такое во время своих приключений в Москве, он понимал, что обращение солдата в пустыша вопрос нескольких минут. Пожилой разведчик с нескрываемой тревогой смотрел на своего напарника, однако не забывая при этом набивать пулеметную ленту. А Дикарь и понятия не имел, как ему объяснить Антипу то, что происходит с его товарищем. Да и есть ли в этом хоть какой-то смысл? Возможно, тот и сам скоро тоже обратится.

— Глебка, ты чего? Давай, браток, очухивайся. Немцов вон, опять отделали, как бог черепаху, теперь легче будет.

Как видно, откат от переноса тоже крепко ударил ему по мозгам, с рациональным мышлением все не очень хорошо. Антип упрямо игнорирует тот факт, что молодой солдатик его уже не слышит, ведь его разум плавает где-то на границе между человеческим сознанием и темной, голодной бездной, из которой уже не будет возврата. Хотя, если говорить совсем уж откровенно, Дикарь, вон, вернулся. Правда, там совершенно отдельная история: это, скорее, исключение, подтверждающее общее правило.

— Не очнется он уже, Антип Петрович. Связал бы ты его что ли, от греха подальше.

— Как это не очнется? Это ж Глебка, мы с ним два месяца уже не разлей-вода, с самого начала войны. Что ты такое несешь, рожа твоя бесстыжая!

— Я, Антип Петрович, знаю, о чем говорю. Ему совсем немного осталось, еще чуть-чуть и совсем рассудок помутится. Так что зафиксируй напарника своего, не усугубляй.

Солдат долгим тяжелым взглядом посмотрел в глаза Дикарю, открыл было рот чтобы что-то сказать, но, как видно, что-то такое там увидел, из-за чего передумал и, лишь тяжело вздохнув, встал и подошел к Глебу, все также сидевшему на земле с отсутствующим видом. После чего завел руки за спину своему напарнику и накинул ему на кисти рук лямку вещмешка. Молодой боец по-прежнему продолжал игнорировать все вокруг, полностью погрузившись в себя.

Дикарь с раздражением подумал о том, что надо было бы вообще вышибить мозги будущему пустышу, но как на это отреагирует старый разведчик, лучше даже не предполагать. Да и не по-людски это как-то: ведь технически Глеб еще человек, а не пустыш. К тому же не слишком-то опасен свежий зараженный, Дикарь с ним и одной рукой справится. Нагляделся уже на таких, они поначалу все вялые и пассивные. Это уже потом, если им повезет отожраться чуток мясной пищей, начинают шустрить, а пока проблем доставить он не должен.

Над полем боя повисла обманчивая тишина, прерываемая пением птиц и стрекотом кузнечиков; лишь густой чадный дым, поднимавшийся над разбитыми танками, да валявшиеся там и сям трупы портили общее мирное впечатление. Но вразрез с миролюбивым окружением, Дикарь ощутил все нарастающее внутреннее беспокойство. Он закрутил головой, но пока на горизонте не было видно ничего опасного. Однако, он прекрасно понимал, что это временно.

— Антип Петрович, у тебя пулемет готов к стрельбе?

Тот лишь мрачно пожал плечами в ответ.

— Вот ленту добью, чуток осталось — и можно заправлять.

— Поторопись, скоро он нам может понадобиться!

— Охолони, хлопчик, немцам нос утерли до красной юшки, теперь еще не скоро сунутся.

— А кто тебе сказал, что я про немцев говорю? Заряжай, не спорь.

Солдат недовольно пробурчал что-то в ответ, насупился еще больше, то ли от головных болей, то ли от недовольства, но просьбу Дикаря выполнил, изготовив оружие революции к стрельбе.

На позициях левее внезапно раздались невнятные вопли, а спустя минуту вспыхнула заполошная стрельба. Пожилой разведчик, и до этого сидевший как на иголках, сейчас резко подскочил на месте, с явным желанием присоединиться к всеобщему веселью.

— Плохая идея, Антип Петрович. Оставался бы ты на месте.

— Но там же стреляют! Наши стреляют! И не в немца, как не погляди. Может, их с тыла обошли?

— Ты никому там ничем не поможешь, разве что на шальную пулю нарвешься. Лучше сиди за своим пулеметом и бди.

— Хочешь, чтобы я своих на произвол судьбы бросил, гнида? — вспышка внезапного гнева потухла так же стремительно, как и возникла, теперь он выглядел совершено разбитым и потерянным.

— Расслабься, говорю.

— Что там, черт тебя дери, вообще творится?

— А то же самое, что и с Глебом! Люди массово с ума сходят. Ты врач? Нет, не врач. Да даже если бы и был врачом, толку от этого никакого. Так что не дергайся, сделай одолжение себе и мне.

— А как же немцы? Что, если они сейчас опять в атаку попрут? Кому отбиваться?

— Да расслабься ты, у немцев такая же катавасия творится, некому там в атаку сейчас идти, да и не будет уже.

— Ты же говорил, что это они нас химией потравили? Зачем им самих себя убивать?

— Не химия это, Антип Петрович. Считай, что все вокруг заразились страшной болезнью.

— И ты тоже?

— И я. Но у меня иммунитет, устойчивость к заразе. Правда, как сам видишь, со мной болезнь обошлась тоже не слишком ласково.

— Да уж, вижу. Выходит, ты все наперед знал? — еще один тяжелый взгляд советского бойца пригвоздил Дикаря к земле.

— Знал, только толку от того знания? Не помог бы я никому, от этой болезни лекарства нет. По крайней мере, я про него не слышал. Вероятнее всего, пустись я в разговоры про неизлечимую болезнь, меня бы просто ваш особист как разложенца шлепнул и дело с концом. Сам видел, как у него руки на это дело чесались, повод только дай. Да ты сам бы покрутил пальцем у виска и все. Что морщишься, скажешь, нет? Так и было бы, поверь мне на слово. Скажи-ка мне лучше, как ты себя чувствуешь?