Николай Собинин - Игры на выживание

Троица двинулась прочь от злосчастной вырубки, где уже давно замолкли последние выстрелы.

Разведчик показал себя с хорошей стороны, передвигался незаметно и совершенно бесшумно, дважды заметил бегунов, прежде, чем они обнаружили их группу. Короче, пластунская школа разведки в нем была видна сразу и без вопросов. Тут он, пожалуй, дал бы огромную фору и самому Дикарю — тот по лесу ходить умел, но до советского солдата ему было далеко. А вот с немцем все было значительно печальнее. Он громко сопел под немалым весом продукта советского военного гения, постоянно наступал на сухие веточки и сучки, шуршал листвой и цеплялся за кусты и ветви деревьев. Сразу видно дитя цивилизации, для скрытного перемещения по враждебному лесу не приспособленное ни капельки. Дикарю даже пришлось несколько раз его грубо одернуть, благо тот понимал русскую речь, вот только толку от этого было мало. Ну, он хотя бы не жаловался на свое незавидное положение — не то военнопленного, не то носильщика с неясными перспективами на будущее и на том спасибо.

Их разношерстная компания несколько часов двигалась на юг, стараясь избегать дорог. Поначалу ориентиром Дикарю служила высокая металлическая конструкция — то ли вышка сотовой связи, то ли радиомачта — она хорошо просматривалась даже в лесу. Лесные кластеры сменяли друг друга; иногда попадались поля, засаженные рожью или пшеницей. Когда они добрались до этой радиомачты, слева на горизонте замаячили серые коробки высоток городского кластера, но Дикарь оставил его за спиной — он старался избегать проблем по максимуму. Иммунных, которые могли бы подогреть их важной и нужной информацией, им не попадалось; пару раз сталкивались с бродячими пустышами и бегунами. Еще через час их отряд вышел к солидному водоему — то ли к реке, то ли к озеру — противоположный берег которого едва просматривался вдалеке. К этому моменту немец уже окончательно выбился из сил: его мотало из стороны в сторону, несколько раз он спотыкался и падал на землю вместе со своей ношей. Он начал волочить ноги, из-за чего шумел еще сильнее, чем раньше. Разведчик кидал ему в спину красноречивые взгляды, было заметно, что Антипа распирает жажда поквитаться с врагом народа; Дикарь его желания пока что игнорировал, запретив трогать немца и отложив важный разговор до привала.

Неподалеку от них, на берегу стоял небольшой деревянный домик рядом с постом сбора метеоданных. На огороженном участке неподалеку находились всякие флюгера для замера скорости и направления ветра, ящики на подставках в которых располагались оборудование для замера влажности и температуры воздуха, давления и всякая прочая аппаратура, о назначении которой Дикарь не имел ни малейшего понятия. После непродолжительного изучения обстановки из ближайшего к посту перелеска было решено остановиться здесь на ночлег. Разведчик и Дикарь оставили немца рядом с вещами, строго-настрого запретив ему двигаться, и отправились на осмотр домика. Внутри было тихо и спокойно, разве что пришлось добить собаку-пустыша, прикованную цепью к будке. Бедняга, как видно, просидела тут несколько недель, ибо дошла до последней стадии изнеможения и даже шевелиться толком не могла, лишь слабо хрипела. Ее хозяина внутри не обнаружилось, возможно, он обратился не здесь или куда-то ушел уже после обращения. А может домик и вовсе прилетел в Улей без человека внутри. Одним словом, жилище было признано пригодным в качестве прибежища на ночь. Дикарь сходил за немцем, который вымотался настолько, что умудрился вырубиться за те десять минут, что ждал их в кустах. Разбудив его без лишних сантиментов пинками, он забрал оружие и рюкзаки, после чего они вернулись в дом.

Солнце клонилось к закату; Дикарь вместе со своими нежданными попутчиками стали свидетелями грандиозного оптического представления — светило не исчезло постепенно за линией горизонта, как ему полагалось, а, погрузившись наполовину, расплылось зловещими черно-багровыми кляксами, после чего растворилось в этом мареве окончательно. Зрелище, надо признать, выглядело очень удручающе, Дикарь, как и его спутники, видел это впервые — накануне закат был скрыт облаками. От этой картины помрачнел и он сам и Антип, а про молодого немчика и говорить нечего: тот за весь этот день, насыщенный разнообразными негативными впечатлениями, уже устал пугаться.

Разведчик многозначительно молчал, кидая двусмысленные взгляды в спину Дикаря, да тот и сам понимал, что дальше молчать не получится, так или иначе придется дать им хоть какие-то крохи информации, да и решить пару вопросов тоже стоило.

На кухне обнаружилась газовая плита, подключенная к баллону с пропан-бутановой смесью, и Дикарь, нагло манкируя хозяйственной деятельностью ввиду своей частичной инвалидности, нагрузил готовкой разведчика. После того, как вскипел чайник, Дикарь решил, что оттягивать момент больше нельзя, поэтому поудобнее устроился на стуле с кружкой горячего чая в руке и приготовился к непростому разговору.

— Не сверли ты меня взглядом, Антип Петрович, вижу, что тебя от вопросов распирает. На что смогу — отвечу, только учти: я тут почти такой же новичок, как и вы двое, просто мне встретился кое-кто опытный, ну и поделился информацией. Но для начала, давай с тобой разберемся с одним вопросом. Вижу же, как ты на меня и на немца волком смотришь. Не отрицай, все я прекрасно понимаю. Так что решим эту проблему сейчас, раз и навсегда. Эй, жертва фашизма! Давай, излагай: что, почем и откуда ты такой красивый в армии Вермахта нарисовался? И не вздумай врать, а то моментом голову открутим.

Немец мигом вспотел, когда понял, что решается его судьба. Но, надо отдать ему должное, присутствия духа не потерял.

— Хельмут Дитц, уроженец города Зальцбург, Австрия. Main mutter… мама — беженка из Царская Россия, Vatter… отец — австриец, немецкого происхождения.

— Где так наблатыкался на русском языком чесать?

— Я говорил, мама — учитель русский язык, дома постоянно говорила на родном, я многое запомнил, понимал, что она говорит. После призыва меня использовали для допроса мирного населения и военнопленных, так я улучшил свои знания, научился более хорошо говорить на русском.

— Чем до войны занимался?

— Отец владеет булочная в Зальцбурге, до призыва я помогал ему выпекать хлеб. Потом нацизм, аншлюс Австрия и Чехословакия. Отца призывали почти сразу, он офицер запаса еще со времен Первой Мировой войны. Меня призывали сразу после начала войны с Советами.

— Скольких советских граждан ты убил?

Немец, вернее, австриец, как-то весь скукожился после этого вопроса. Оно и понятно: отвечать надо, а ответ нам может и не понравиться. И кто знает, что с ним будет после этого.