Николай Собинин - Игры на выживание

— Подходит. Слушай, Буран, а ты не в курсе, где находится стаб под названием Озерск?

— Слышать — слышал, но сам не бывал в тех краях. Мне Запад не слишком по душе, предпочитаю ближе к Удавке обретаться. Но во Флюгере наверняка найдется кто-то, кто тебе о нем расскажет. Стаб известный, на слуху. Даже я слышал о нем кое-чего. Например, как тебе инфа, что в нем якобы сам Иосиф Виссарионыч всеми делами рулит?

Дикарь удивленно вскинул брови, скосив взгляд на Луня — тому эта тема однозначно должна показаться интересной.

— Да ладно?

— Ну, там не все ясно, разное про этот стаб рассказывают. Кто-то говорит, что сам Сталин сидит в подземном бункере под стабом, а управляет всем от его имени его двойник. Еще слышал, что никакого Сталина там вовсе нет, просто главный в этом самом Озерске может менять свой облик, вот и предстает перед всеми в таком виде. Еще слышал: мол, озерские в свое время несколько экспедиций подряд в Москву снарядили и Сталин у них не один, а не то три двойника, не то два тройника, и управляют они стабом по очереди. Короче, не поймешь, где правда, а где вымысел. Одно могу сказать наверняка, Озерск — один из самых старых стабов в этом регионе Улья, одно из первых поселений и одно из самых крупных тоже. И об этот орешек много кто свои зубы обломал. Это не стаб даже, а целый альянс из нескольких стабов. Они так плотно обосновались, что их оттуда только ядерной бомбой выковыривать. Ну, и слышал еще, что к себе они кого попало не пускают. Гражданство-шмажданство, выслуга лет, личная статистика, социализм. Такая ерунда, одним словом. Не всем подойдет такая житуха, но желающие не переводятся. А тебе этот стаб вообще зачем?

— Ищу я кое-кого. И слышал, что он может быть там.

Следующие сутки они провели, расслабляясь и приходя в чувство после выпавших на их долю приключений. Благо обстановка теплохода «Н.В. Гоголь» была более чем элитарной, в своей прошлой жизни он явно был создан для того, чтобы перевозить на своем борту людей, облеченных деньгами или властью. А скорее и тем и другим одновременно. Каждая мелочь, каждая деталь на нем буквально кричала о роскоши: дорогие породы деревьев, из которых были изготовлены настенные панели; мебель, явно сделанная на заказ; мраморная плитка на полах; вычурная драпировка мягкими, бархатистыми настенными и напольными коврами; ломящийся от экстремально дорогой выпивки и уникальных деликатесов; персональный мини-бар в каждой каюте. Жаль, вот только большая часть этих самых вкусностей, предназначавшихся для избалованных желудков элиты (в земном значении этого слова, а не в том, что под ним подразумевали в Улье), уже пришла в негодность. Но кое-что осталось и на их долю. И Дикарь без зазрений совести предавался пороку чревоугодия, прерываясь лишь на сон и физическую разминку, которую настойчиво требовало обновленное тело. Кричащая роскошь каюты, в которой он обосновался, поначалу буквально резала глаза: она была обставлена так, словно предназначалась для какого-нибудь арабского шейха, решившего прокатиться по морям и океанам со значительной частью своего гарема. В своей прошлой жизни Егора вполне можно было назвать человеком с достатком, но сейчас окружавшая его обстановка тянула даже не на пять, а на все десять звезд. В таких условиях отдыхать ему еще не доводилось. Жаль только, что на борту не было электроэнергии: судя по всему, каждая каюта была, по сути, умным домом с целым перечнем разнообразной начинки — от собственного джакузи и минибассейна до массажного кресла и разнообразной смарт-начинки. Впрочем, сам Дикарь по своим взглядам был, скорее, аскетом, и к такого рода излишествам относился абсолютно безразлично. Он бы с удовольствием поселился и в кубрике персонала, но они все находились на нижних палубах, туда было далековато идти, да и иллюминатор там был, как правило, всего один, поэтому при отсутствии полноценного освещения в этих помещениях почти всегда было темно, как в гробу.

Ему оставалось непонятным, как — пусть и не слишком впечатляющий размерами, но все равно явно предназначенный для океанских путешествий — лайнер очутился в речной акватории. Возможно, он был пришвартован в порту, находившемся в устье реки, впадающей в море. Другого объяснения Дикарь так и не нашел, как ни пытался.

Помимо праздного времяпрепровождения и безделья он занимался и полезными вещами — подобрал Луню и Бисмарку подходящую одежду, а то один так и разгуливал в заношенной до сального блеска советской форме, чем вызывал немало удивленных взглядов со стороны Бурана. А австриец и вовсе попал на борт в одном исподнем. Не забыл Дикарь и себя: подобрал вместо убогих, растоптанных «кирзачей» удобные ботинки на высокой шнуровке, что нашлись в одной из кают для команды; сменил раритетный кожаный «бомбер» прямиком из девяностых на удобную куртку-спецовку из плотной и легкой ткани серо-зеленого цвета и штаны из того же комплекта. Не «горка» и не охотничий костюм, но ему вполне сойдет, да и цвет в глаза не бросается.

Сейчас он занимался тем, что нагло эксплуатировал Луня. Точнее, сидя за столом в кают-компании, наблюдал, как тот разбирает и чистит его «комиссарский» маузер. Наконец-то у него появилась свободная минутка, чтобы вникнуть в устройство этого уникального пистолета. Он оказался прав, Маузер С96, хоть и был исключительно надежной и убойной машинкой, простотой конструкции не отличался, да и разбирать его оказалось тем еще геморроем. Если бы под рукой не оказался человек, разбирающийся в этом агрегате, ломать бы Дикарю голову над этой головоломкой целый час. Он где-то читал, что в дореволюционной России стоимость этого пистолета по сравнению с тем же наганом разнилась в несколько раз. И именно по причине своей дороговизны и избыточной сложности механизма этот легендарный пистолет никогда не принимался на штатное вооружение ни в одной армии мира, хотя и обладал более чем вековой историей и проверен практически во всех крупных военных конфликтах двадцатого века. Он являлся, скорее, статусным предметом, который часто дарили офицерам и высшему командному составу в знак отличия их выдающихся подвигов и заслуг, как было, к примеру, в Советском Союзе, Испании или Кайзеровской Германии.

К тому же Дикарю пришелся не по вкусу довольно посредственный баланс маузера. Он был «вихлястым», неуклюжим, при стрельбе пистолет нехило подбрасывало вверх. Впрочем, этот недостаток с лихвой компенсировался избыточно-мощным патроном, который, как он вчера имел возможность убедиться, пробивал навылет даже развитых лотерейщиков: стандартный армейский боеприпас валил их на месте. Что делало его в условиях Улья довольно актуальным, несмотря на морально-устаревшую и сложную конструкцию.