Николай Собинин - Трехмерное безумие

— Он пришел… он здесь… И он голоден!

Девушка взяла безумца на мушку и посветила ему в глаза фонарем.

— Эй, что тут произошло?

Но килдинг вместо ответа заорал нечеловеческим голосом и схватился за пистолет, лежавший неподалеку от него.

— А-А-А-А-А!

Блондинка уже выжала холостой ход спуска, намереваясь прикончить ненормального, пока он не наворотил дел, но тот ее опередил — он приставил оружие к подбородку и вышиб себе мозги.

— Твою ж мать!

Девушка в страхе отскочила от агонизирующего тела и грязно выругалась.

Лунь с нескрываемым ужасом окинул взглядом помещение — стены залиты кровью, в центре массивная столешница — нечто среднее между медицинским столом и столом для пыток — к нему явно кого-то привязывали крепкими кожаными ремнями, сейчас порванными. На полу рядом труп в окровавленной одежде, грудная клетка которого проломлена внутрь чьим-то ударом. Толстая стальная дверь изуродована крест-накрест чем-то твердым, напоминающим когти, и выбита мощным ударом изнутри — словно что-то нечеловечески сильное вырвалось наружу из этой камеры. Перед входом еще два обезображенных тела, один располовинен от плеча до паха, второй лишился головы. Судя по их форме и амуниции — охранники, стоявшие на страже.

— Да что тут стряслось-то?

Нимфа, продолжавшая тяжело дышать, подошла к краю экзекуторского стола и ухватилась за его край. Ее мутило, в ушах стоял шум. Справившись со слабостью, она ответила на вопрос.

— Кажется, я догадываюсь что именно. И если я права, это полный абзац!

Сознание возвращалось трудно, медленно. Словно кит, поднимающийся из глубин океана к поверхности, чтобы вдохнуть воздуха в легкие. Придя в себя, он еще некоторое время плохо понимал, что же происходит вокруг. Он напряг память, пытаясь вспомнить, как тут оказался, но все, что удалось оттуда выудить — это то, как рейдер подорвал гранату в «буханке», попытался скрыться в зарослях, отстреливался от преследователей из «люггера», а после что-то ярко свернуло рядом с ним, и он провалился в темноту.

— Ты уверен, что он еще дееспособен? Обратно откатить уже не выйдет!

— Примерно на девяносто процентов. Носитель на текущий момент поглотил три способности, а у Тритона их было не меньше пяти.

— То есть никаких гарантий того, что мы не получим в итоге слюнявого идиота?

— Шанс есть, не слишком высокий.

Один из беседующих людей раздраженно вздохнул.

— Ладно, действуй. Хуже уже все равно не будет.

— На это потребуется какое-то время.

— Что еще?

— Ну, я же говорил, что носитель забрал три дара себе. Среди них был и «железный занавес». Он мне очень сильно осложняет работу. Хорошо, что его привезли в таком неприглядном виде.

— Почему «хорошо»?

— У него одна из базовых способностей — «самоисцеление». И оно сейчас забирает все силы на себя, из-за чего «железный занавес» сбоит. Будь иначе, я бы ничего не смог с ним сделать. А так это открывает для моего дара кое-какие возможности.

— То есть нам повезло, что его притащили сюда едва живым?

— Ну, вроде того.

— Да уж, свалился «подарочек» на наши головы. Ладно, я тебя понял, работай, у нас впереди еще куча дел, предстоит разгрести весь этот бардак.

— Кстати, похоже, наш пациент уже пришел в себя.

Дикарю бесцеремонно задрали веко и посветили в зрачок фонариком, засветив сетчатку.

— Действительно. Тебе это никак не помешает?

— Без разницы. Все равно, как я начну, он, скорее всего, отрубится.

Дикарь окинул окружающую его обстановку взглядом. Небольшое помещение, больше смахивающее на камеру — серые казенные стены, отсутствие оконных проемов, тяжелая стальная дверь с зарешеченным и закрытым специальной створкой окошком. И в центре этой мрачной комнаты — тяжелый металлический стол, смахивающий на хирургический, к которому пристегнут толстыми кожаными ремнями он сам, собственной персоной.

К нему склонился человек в форме полувоенного покроя, без каких либо нашивок и отличительных знаков. Вид у этого человека был крайне странный и пугающий — глаза, как у зараженных, непроглядно-черные, без радужки, волосы бесцветно-белые, как у альбиносов, и серо-черная кожа на лице и руках. Не такая, как у негров или латиноамериканцев, а словно каждый миллиметр его тела татуировали каким-то неживым, неестественным пигментом, превратив в некое подобие негатива с фотопленки.

— Вот мы и встретились, дружок! Я же тебя предупреждал, что ты еще пожалеешь о том, что отказал нам! Впрочем, ты еще легко отделаешься — за все твои грешки перед нами тебя стоило бы подвесить на собственных кишках на каком-нибудь дереве. Подумать только — подобная жалкая букашка смогла расстроить идеально выверенный план, который кирпичик за кирпичиком выстраивался на протяжении двух лет! Уму непостижимо!

Как видно, судьба свела рейдера с тем самым Черным, который ненадолго одолжил тело Хвоста, перед тем как Дикарь подорвал его вместе с парочкой его подчиненных. И теперь, взглянув Черному в лицо, он понял, за что тот получил такую кличку.

— Мгым-м-м!

Дикарь попытался ответить, но с неудовольствием обнаружил у себя во рту тугой кляп. Килдинг между тем вновь переключился на своего собеседника, стоявшего к рейдеру спиной.

— Ладно, приступай, мы и без того потеряли непростительно много времени. С меня Посланник три шкуры сдерет, если мы провалимся и на этот раз! А я, будь уверен, — сделаю то же самое с каждым из вас!

Судя по ссутулившимся плечам и голове, резко вжатой в плечи, угроза произвела на второго килдинга нужный эффект.

Дальше любоваться этой занимательной беседой Дикарю не позволили — второй человек развернулся и положил свою ладонь ему на лоб. Рейдер съежился от недобрых предчувствий, весь его предыдущий опыт буквально вопил о том, что сейчас ему будет очень больно. И интуиция, как и всегда, его не подвела — виски сдавили незримые тиски, голову пронзила боль. Он некоторое время мычал, изгибаясь всем своим телом, словно выброшенная на сушу рыба, а потом отключился.

Оказываясь тут снова и снова, Дикарь ни разу не чувствовал себя комфортно. Это место, изолированное где-то в его подсознании, напрягало само по себе, обстановка не располагала к душевному спокойствию. Впрочем, а чего еще ожидать от темницы?!

Но на этот раз все выглядело еще более пугающим, нежели обычно. Помещение с камерами трясло, как во время землетрясения, стены потрескивали и ходили ходуном, откуда-то извне внутрь проникал низкий гул, тусклые лампы под раскачивающимся потолком моргали, усугубляя и без того напряженную атмосферу. Спустя несколько секунд дальнюю пару запертых дверей, находившихся в самом конце тусклого коридора, выбило наружу неизвестной силой, из дверных проемов полилось тревожное багровое свечение.