Анатолий Ключников - Рождение Клеста [СИ]

Я чуть чаем не поперхнулся и уставился на нашу Солнышку многообещающим убийственным взглядом. Она скромно потупила глазки, прикрыв их пушистыми рыжими ресничками. И что, извините меня, мне нужно рассказать этим жадно внимающим селянам??? Про то, как я придумал уничтожить три стенобитных орудия? — чтобы завтра об этом знала вся деревня, послезавтра — вся округа, а через два дня за мной охотились все нихельцы, желая получить в свои руки если не всего меня целиком, то хотя бы мою голову? Очень вовремя для меня была эта охота, особенно с нашим-то грузом…

По нашей легенде, придуманной Ухватом, выходило, что мы — обычные ребята, которые не знают, с какой стороны за меч хвататься, и поэтому никаких героических историй в моём запасе не имелось. Я, например, как будто бы работал в Гренплесе подмастерьем у гончара (я и правда когда-то занимался такой работой, и даже глину от песка на ощупь отличаю). А от меня вдруг требуют рассказов о подвигах?!

Я прокашлялся в полной растерянности:

— Да мы, это… чего уж там…

— Да не стесняйтесь вы! — заулыбалась пышная хозяйка. — Эка страсть-то была! А вы — настоящие герои! Раненых помогали оттаскивать и перевязывать, воду для них носили.

— Подумаешь! Так это ж бабское дело! — ляпнул я, невольно расслабившись. — Ну, то есть… я хотел сказать, что тут совсем ничего такого и нет. Это ж не сражаться тебе — тут же не убьют. А вода — а что вода? Бочку из колодца начерпал, а потом лошадь сама её тащит. Ничего геройского.

Солнышко зыркнула на меня с яростным молчаливым возмущением.

— Так ведь там стрелы летали, как мухи! — всплеснула баба своими крупными руками, тяжко охнув. — И камни ещё швыряли в вас, и бочки горящие… Вот страсти какие — не приведи, Господи! Как же «не убьют»? Запросто ведь убить могло!

— А, вы про это… Ну, наверное, могло и убить. Не знаю, не думал, — смутился я, действительно, так глубоко на эту тему не думавший.

Один раз я видел и понимал, что Солнышку могло зашибить камнями, и даже пытался отогнать дурёху подальше. Но не каждую же минуту думать, кого там из фельдшеров может убить и каким образом… Вот нас-то могло, да ещё как — в любой миг!

— Да что там рассказывать! — махнул я отчаянно рукой. — Город всё равно сдали. Ну, помогли мы немножко раненым — и что тут такого? Нас попросили — мы помогали. Вы бы на нашем месте сделали то же самое.

«Лесть — это та пища, которую скушает любой человек. Воин никогда не должен питаться лестью, но и не должен забывать, что её можно использовать в свою пользу, располагая к себе нужного человека,»- похвалил меня Учитель.

Детишки за столом стали шумно спорить, кто из них и чем бы помогал своей армии. Очень скоро стало понятно, что два хозяйских пацанёнка мигом бы перебили половину всех нихельцев (за час), а их сестричка перебинтовала бы всю нашу армию, по рукам и ногам.

Моя жена — молодец! — вставил своё слово Малёк, и я опять чуть не поперхнулся, уже успев забыть, что я их, между прочим, с утра успел «поженить». — Она же сама раненых лечила, а мы уж так, на подхвате у ней ходили…

Ага, а наш полковой фельдшер, стало быть, только и делал, что моровку в сторонке смолил, на нас с Солнышкой глядючи… Не знаю, заметили хозяева или нет, что я постоянно кашляю, и какими взглядами мы перекидывались за столом. По крайней мере, вслух нам ничего не сказали, чинно прихлёбывая из кружек.

— А нихельцы у вас в селе были? — спросил я.

— Были, куды ж без них… — протянул староста как-то странно.

Я сразу понял, что на эту тему я тут никого не раскачаю: похоже, недавний визит врагов затронул что-то личное, которое хозяева ворошить не хотели. Вот и хлебосольная хозяйка дома пригорюнилась и посерела. Обычно бывало так: если у селян стащишь, например, тощую курицу, то крику они потом разводят столько, как будто у них увели последнюю любимую дойную корову. А если, скажем, пышнотелую девицу их ловко совратишь, без принуждения, то помалкивают, словно воды в рот набравши.

Кое-как мне удалось выяснить, что тут был небольшой отряд, командир которого напыщенно возвестил о том, что местные жители поимели счастье стать подданными Её Величества Королевы Нихелии и Борока, и отныне они будут платить налоги совсем в другой карман. Староста, сидевший перед нами и назначенный на эту общественную повинность три года тому назад, так старостой и остался, но только, однако, уже считался как бы «иностранным» начальником. (Кстати, тот нихельский отряд увёл с десяток мужиков с телегами на расчистку Гренплеса; вполне возможно, что они нам попались по пути — ведь не пустая же была дорога: видели мы и поспешавших нихельцев, и повозки жителей нашей страны, — как в сопровождении нихельцев, так и катящие сами по себе, как наша.) Быть может, мужик тяготился этим своим «новым» назначением? — как знать… Ведь теперь он волей-неволей должен был помогать заклятым врагам, хотя бы той же расчисткой Гренплеса.

Значит, нихельцы были, но вернулись назад. Это хорошо: нам не нужно натыкаться на такие летучие отряды, которые тут новую власть показывают. Но староста уменьшил мою радость: по его словам, нихельцы в селе появлялись несколько раз, причём многие, не задерживаясь, двигались дальше — как в сторону города, так и в сторону степей, где ещё имелись селения. Так что сам Пресветлый не смог сказать бы, встретим мы врагов или нет.

Семья старосты, как нетрудно оказалось понять, нихельцев очень не любила, поэтому с такой жадностью была готова выслушивать рассказы о том, как кто-то с ними воевал или хотя бы помогал наших раненых спасать. Поэтому я, сообразив, какие тут главные приоритеты, начал травить байки… э-э-э-э… скажем так: рассказывать почти правдивые истории о том, как мы с Мальком, не покладая рук, от чистого сердца, почти бескорыстно (только за еду), вкалывали на благо обороны города: разгружали обозы, ухаживали за лошадьми, помогали готовить обеды — одним словом, дали всем поучительный пример того, как нужно работать для родной страны в годы войны, не требуя наград и даже достойной оплаты труда.

Мой друг, правильно уловив суть главной моей идеи, очень живо мне поддакивал, добавляя в мой пространный рассказ свои примеры, личные воспоминания и замечания, причём, разумеется, совершенно искренне. Ведь мы те же самые камни не только кидали во врагов с крепостных стен, но и своими руками затаскивали на эти стены — когда отбывали повинность как дезертиры. Мы их передавали по цепочке, из рук в руки; за сутки такой монотонной тяжёлой работы у нас тупели и кружились головы, спины — не разгибались, а руки болели и отваливались. Мы не врали; как можно было усомниться в правдивости наших рассказов, приправленных глухой досадой на… скажем так: руководителей нашего дармового труда? Тут уж и наша Солнышко, слушая такое искреннее излияние души о нашем добровольном трудовом геройстве, сама, разинувши рот, присоединилась к благодарным слушателям.