Анатолий Ключников - Рождение Клеста [СИ]

Что ж, осталось только выбрать берлогу для зимней спячки.

Оставаться в столице при «военных» ценах — это, сами понимаете, безумие. Хоть я и выбрал в жизни авантюрную дорогу, но всё же мне мозги на тренировках и в боях пока не отшибли. По крайней мере, до такой степени. С тем золотишком, что мне Дядя отсыпал, я мог бы смело заявиться зимовать в свою семью, да только я вообразил себе, что мой отец будет ежедневно исходить едким сарказмом по поводу моего синюшного вида, вполне пригодного для погребения, а мать будет плакать и охать. Ну его…

В идеале нужно было бы завалиться в деревню, под тёплый бочок молодой вдовушки мужика, геройски погибшего за Отечество, да только я был ещё молод и недостаточно циничен для таких решений. Опять-таки, я уродился человеком городским, и сельская идиллия меня не прельщала точно так же, как и Солнышку. Если не больше.

В итоге я зимовал в городишке Совотка. Не буду рассказывать, как я провёл ту зиму: я и сам толком не помню. Помню только то, что весной в моих карманах побрякивали жалкие гроши, а голова решительно отказывалась понимать, куда я слил такие бешеные деньги. Я имел совершенно ясное понятие, какие средства тратили мои родители на всю нашу семью в год — и поэтому мне было совершенно не понятно, как я растратил сумму, в десять раз большую.

Конечно, я жил в съёмной комнатушке, но ведь и мои родители ежегодно платили некислые налоги: за дом, за огород, за доходы. Еду мать стряпала сама, а мне приходилось платить за всё, но ведь не бешеные же деньги я платил… Вино — вот источник растрат: без него прожить вполне можно, а я покупал его почти каждый день. Где вино — там и весёлые девицы. Где есть девицы — там монеты быстро заканчиваются… Да уж.

Но как прожить без вина одинокому молодому человеку в чужом городе? — да ведь с ума можно тронуться от зелёной тоски. Вот я и развлекался поелику возможно, заводя подружек и собутыльников, — пока деньги не закончились.

Нет, я не забросил тренировки и, если не страдал от похмелья, то исправно упражнялся с палками, — на потеху соседских ребятишек. Но, познав тяжесть НАСТОЯЩЕГО оружия в руках и НАСТОЯЩЕГО сражения, я невольно тосковал в душе по былым временам и поневоле соглашался сам с собой, что ерундой страдаю — тем более, — без напарника.

Во время моей вынужденной зимовки случилось событие, подтолкнувшее меня на мой дальнейший путь. Сидел я, значит, в корчме, ужинал, никого не трогал, и вдруг услышал добродушно-грубый окрик:

— Эй, беженец! Давай, иди к нам! Чо один сидишь, как нелюдь?!

Я оглянулся: трое развесёлых мужичков звали именно меня и даже руками махали призывно. Мне они казались незнакомыми.

— Это вы мне? — спросил я смущённо и настороженно: бог знает, что там у них на уме?

— Да тебе же, гончар недоделанный!..

Всё ясно: это жители из какого-то южного села, через которое мы проходили. И лица у них южные: с высушенной кожей, с узкими глазами. Я пересел в их компанию.

— Тебя как сюда занесло? А где девка ваша? А друг твой мелкий? — посыпались вопросы.

Постепенно разговорились. Я сказал им половину правды: мол, друзья мои живут в столице, а я решил тут обосноваться. Про золото, разумеется, умолчал. Откуда оно у ученика гончара?

— А мы в наёмники подались, — сообщили мне мужики. — Расчёт получили — пора домой.

— Что за наёмники? — не понял я.

— Эх, ты, лапоть! Задарма, небось, воевать ходили? А мы — за деньги!

— Да ты не переживай так: это дело совсем недавно ввели. Мы ведь тоже пошли добровольцами, а потом огляделись — и в наёмники записались, по договору. А чё, раз можно, — то почему нет? Монета лишней никогда не бывает.

— И что, в наёмники берут всех подряд?

— Ага, щас! Только тех, кто мечом ловко махать умеет. Нас ведь могут послать в самое жаркое место — тут салаги не нужны.

Это был явный намёк. Я, оскорблённый, чуть было не сболтнул, что в жаркое место могут посылать не только наёмников, но и штрафные десятки, но вовремя прикусил язычок, сообразив, что мне совсем не нужно хвалиться тем, что я сражался плечом к плечу с уголовной и прочей шушерой.

Вместо этого я им рассказал, как нам ночью ловко выжгли первую линию укреплений.

— Ну-у-у-у, — протянул один из собеседников. — А вот такие дела делают не простые наёмники, а эти… особые!

— У нихельцев таких «ночными совами» называют, — подсказал ему другой. — Небось, денег им суют — мама не горюй! Нихелия — страна богатая…

— Да эти дикари из Божегории и за гроши воевать пойдут! — убеждённо мотнул головой не вполне трезвый третий.

— А разве можно брать на войну людей из другой страны? — удивился я.

— Э-э-э-э, да ты совсем тёмный! За деньги всё можно. У нас в наёмники тоже берут всех подряд, и даже степняков. Эти головорезы — не хуже божегорских.

— А у нас есть эти… особые наёмники?

— Конечно, есть! Только у нас их «волками» называют.

Вот так я и узнал, какие где расценки за войну… В тот день у меня появилась мечта обязательно устроиться в «волчий» отряд, когда-нибудь. Эх, кабы знать, что такой есть — я бы обязательно пошёл в столицу, чтобы попытаться в него записаться, а не мотался бы по стройкам в последнее предвоенное лето…

Я вовсе не хотел просидеть всю зиму во вшивом городишке, проедая заработанные деньги. Понятное дело, что лучше числиться в армии, получать за это свои грошики и кушать харчи казённые, а не те, что куплены на свои кровные. Да только родная страна тоже оказалась не дура и не хотела кормить задарма шибко умных своих верноподданных: мне в столице сказали, что набор в армию пока прекращён, так как военные действия затухают. Весной, мол, приходи.

Итак, наступила весна, пришла теплынь и призывы добровольного набора на воинскую службу. «Добровольный набор» — это, конечно, вовсе не «настоящая» армия, и уж тем более не наёмная, но хотя бы кормить будут, и за кровать платить не надо. Так как я остался совсем на шишах, то побежал записываться в первых рядах, рассудив, что по ходу дела перескочить из народного ополчения в королевскую армию случаев будет предостаточно. Ну, хотя бы один, — да будет. Или даже к «волкам». Почему бы и нет?

К моему величайшему изумлению, в городской комендатуре ошивалась та самая троица, что хвалилась передо мной в корчме своими воинскими заработками. Но, боже мой, какой у мужиков был вид! Бродяги иной раз приличнее выглядят. Заросшие, опухшие, с характерными кровоподтёками из-за перебитых носов, вонявшие хуже свиней — я бы их и не узнал, если бы они меня не окликнули:

— Эй, гончар, не узнаёшь, что ли? Загордился совсем?

— Мать моя Пресветлая! — ахнул я. — Вы откуда такие красивые? Вы же дома давно должны были быть?

— Так, это… мы решили задержаться. Зима, понимаешь, подкатила, а в такую пору в степи никак нельзя: буран может неожиданно ударить, да такой, что дальше носа не видать. И мороз, однако. Поздно уж было возвращаться.