Иван Солин - Франт 4

Хотя о последнем — не уверен, так как там всё страшно мелкое, и я тупо не способен рассмотреть столь тонюсенькие нити плетения, не то что воссоздать. Всё Системное — жутко сложное.

Может быть, конечно, после того как я достигну предела Маговзора, то буду в состоянии всё качественно разглядеть, а после 10-ки в статах отвечающих за энергетику — сумею и плетения творить такими же тонюсенькими и сложнючими, орудуя этими своими, тогда уже мега «усищами». Мда.

Вот только к тому моменту, когда я до этого вот всего додумался, уже успел и другие 2 ОХ потратить на Координацию, ныне равную 2. Это та самая, которая после Ловкости 5 открылась. Так что теперь я не просто быстр, но и невероятно изворотлив. Я не только успеваю обдумывать всё творящееся вокруг, когда ухожу в своего рода ускорение, теперь всё более и более таковое ставшее напоминать, но и умудряюсь чуть ли не от пуль уворачиваться.

Ну хорошо, не от пуль, а от стрел — точно. Ну и огнешаров, летящих с той же скоростью, понятное дело. Для проверки Лу в меня их кидала, пока Ло сзади шарахала молнией. Весело было. Молния, как ни уворачивайся, но всё-таки цепляет, будто притягиваясь, хотя там от расстояния до цели во многом всё зависит. А вот огнешары — пролетают мимо.

И это я еще не до конца разобрался с суперспособностями Либертимена, образец тканей которого, к слову, уволок-таки из мира Сакуры, не став полагаться лишь на память, пусть и подкрепленную регистратором нейросети. Так вот, там хоть скорости не прибавится, но вот временная прочность организма весьма поспособствует её развитию, защищая тело от взрывных нагрузок, и позволяя обойтись без необходимости тратить ОХ на прокачку Системной Прочности. А чего только стоит возможность голым рукам рвать броню! Это, я вам скажу, не баран начхал.

— Ло, слезь с нее и верни ей штаны. Я вижу, что ты лишь дурачилась, но нужно же и головой думать. Ты посмотри на ребенка, на ней же лица нет. Лу, а ты чего там под деревом примолкла? А, книжку читаешь? А за сестрой кто следить будет? Видишь же, что она от безделья дурью мается, — добравшись до рощицы, где оставлял двойняшек и обеих пленниц, я сразу же принялся строго наводить порядок, пресекая оправдания двойняшек. Хоть и прекрасно видел благодаря Вжуху, что Лу, только когда я пересек ее сигналку в сотне метрах отсюда, устроила сие провокационное действо, ничем не чреватое, к слову, ни для самой Крольц, ни для ее чести, так сказать. Вот только самой салатововолосой бедняжке от этого не легче. Лежала себе, лежала, а тут с тебя давай штаны стягивать и с пугающим выражением лица имитировать безумную страсть. Дурдом. — Как ты Лузин? Чего? Ло, что она там хрипит? Дай ей воды, а то совсем девочка голос сорвала из-за твоих глупостей. Не слышно же ничего.

— Она говорит, мой милосердный Герд: Ты, отродие, мерзкий дракон, исчадие, чтоб ты сдох! Пусть не от моей руки, но Пророчество рано или поздно восторжествует! Всё.

— Шо, опять? Да сколько можно? И тут какое-то пророчество.

— Дракон, значит? А позволь полюбопытствовать, милая. С чего ты вообще эту чушь взяла? — усевшись в позу лотоса напротив промочившей уже горло Крольц, решил я прояснить ситуацию.

— Твои лукавые речи не введут меня в сомнение, порождение! — патетично выдала мне эта, словно проглотившая лом красавица с идеальной осанкой, в очах коей плескалась… сила Луны, как минимум.

— Алё! Я пока тебя ни в чем не убеждаю. Я говорю: с хрена ль ты взяла, что я дракон? — раздраженно выдал я, пощелкав пальцами у нее перед лицом.

— Тебе не…

— Так, понятно. Фанатичка, — едва удержавшись, чтобы не покрутить пальцем у виска, выдал я очевидное заключение. Но ответов на мои вопросы это не давало, поэтому чутка поддав своих коварных феромончиков, я начал ласково выспрашивать. — Поведай-ка мне это свое пророчество, Лузин. Пожалуйста.

— Нет. Нет, я не…

— Та давай, ну чё ты? Тока разок. Угу? — игрался я с концентрацией и дозой, параллельно блистая красноречием.

— Тебе… не… я… никогда…

— Как-как ты говоришь? — с внимательнейшей рожей лучшего на свете слушателя переспросил я.

— Пророчество звучит так:

— Ага. Угу. Ну-ну, — переваривал я этот бред, который всё же выдала мне своим возвышенным в момент декламации голосом, как видно, истово верующуя во всю эту чушь малышка Крольц, не устоявшая-таки перед моей чудной химией.

В этот момент я всеми силами пытался сохранить самообладание, так как ощущал себя по меньшей мере персонажем автора, который всеми правдами и неправдами пытается притянуть за уши какие-то недостишки в сюжет своего…

Ай, муравей! Кусучий, гад. Полз себе, так и ползи, чего за зад хватать-то? Совсем дикий.

Так о чем это я? Ах да. Уродские стишки какого-то недо…

Да что ж такое! Пчел тут еще не хватало. Летела себе — лети. Больно ведь, зараза такая, теперь нос вот опухнет. Африканские пчелы убийцы, блин, какие-то!

Так вот, стишки эти убог…

Эт чё там, шершень? Хрена ли ОН еще сюда летит(в панике)?

Не ну так-то стишки ничё такие. Со смыслом. А рифмы какие богатые? Прям самый жир! Респект! Чётко! Пацаны ваще ребята… А не, это уже не от туда. В общем, могЁте, зае…

Улетел? Фух. Ладно, о поэзии потом как-нибудь.

— Ты вот скажи мне, лапочка, а в каком тут месте про меня? А? — залечив нос после отмороженной пчелы, наконец решил я продолжить нашу беседу с Лузин, всё также недоумевая о причинах побудивших ее меня травануть.

— Дракон над Чернохолмском. Ты покровительствуешь Чернохолмским. Это всем очевидно, — с видом комсомолки у гестаповской виселицы принялась она отрывисто проговаривать словно вбивая гвозди, да еще и с интонацией обвинителя как минимум на Нюрнбергском процессе, а меня аж покоробило от всего этого, и совесть не слабее той шальной пчелы грызанула меня в какое-то гораздо более чувствительное место. — Ты даровал мне меч. И ты(всхлипнув)… ты подменил Виро-ону-у-у…

— Тю. Да тут же полно в тексте неоднозначностей… Ну не плачь. Всё будет хорошо, — «отполировала» мои душевные муки еще и своими слезами, переносимостью коих я никогда не мог похвастаться, эта всё более не оставляющая меня равнодушным девчонка. — Всё-всё. Успокоилась? Готова слушать?

— Тебе не смутить меня своими лживым речами и обманчивой человечностью, исчадие! — вырвавшись из моих утешающих объятий и как-то беспощадно утерев рукавом слезы, вновь обдала меня ненавистью и решимостью эта наша… прям святая комсомолка(вздохнув).