Комбат Найтов - Альт-летчик [litres]

Наиболее сильны наши позиции были именно в столице, поэтому я и принял решение первыми рейсами отправить отсюда именно участников будущего заговора. Плюс требовалось показать недремлющему оку российской контрразведки, что рейсы из Сибири в Петербург выполняются регулярно. Я зарабатываю на этом деньги и мне все равно, кого возить. С теми товарищами, которые были посвящены в суть предстоящих задач, мы это обсудили. Они согласились с тем, что Омск требуется «революционизировать» и защитить. Обратным рейсом из Питера были доставлены орудия Лендера, ставшие основной ударной силой системы обороны аэродрома, ведь много войск держать на нем мы не могли. Господа офицеры могли и догадаться о назначении этого опорного пункта. В августе было закончено сооружение посадочных площадок еще в шести городах Сибири. Туда доставлено топливо, масло, продовольствие для дежурных смен, и мы приступили к выполнению основной задачи: сбору и транспортировке бывших ссыльных и ссыльнокаторжных. Руководить этой операцией ЦК партии направил того самого Кобу, который дважды сидел в этих местах. Мы совершили 16 рейсов, в основном в Саккола, но три из них пришлось выполнять на юг, куда направили лечиться тех, кто потерял здоровье на каторге. Всего вывезли около тысячи человек, значительно усилив парторганизацию в Петрограде. Обратными рейсами мы доставляли оружие и боеприпасы для формирования «ударного отряда», который возьмет на себя инициирующие функции вдоль Сибирского тракта. Этому уделялось особое внимание. «Не забыли» мы и лагеря для военнопленных, особенно те, в которых начал свое формирование Чехословацкий корпус, заранее исправляя те ошибки, которые допустила Советская власть в «том» далеком октябре. По всей территории, примыкавшей к Сибирской железной дороге и на Турк-Сибе, были созданы наши ячейки. В начале октября 1917 года я вернулся в Саккола окончательно и начал формировать 1-й авиаотряд будущей Красной армии. Личный состав я знал достаточно хорошо, и те люди, к которым я обращался лично или письменно, находили способ, как добраться до нашего медвежьего угла.

10 октября учебно-тренировочный самолет под моим управлением приводнился у селения Разлив. Через десять минут мы взлетели и сели у водонапорной башни напротив «Крестов». Обогнули «излучину» и подошли к небольшому причалу на задней стороне Смольного дворца. Небольшой отряд моряков и рабочих ожидал нашего прилета. Я попрощался с Владимиром Ильичом и, пройдя под Больше-Охтинским мостом, разогнался и взлетел с Невы. Через 12 минут первый военный гарнизон бывшей Императорской, бывшей Российской, армии перешел под мое командование: я и три отряда Красной гвардии заняли аэродром и здания бывшей Гатчинской офицерской школы. Боя не было. Большинство инструкторов и курсантов школы уже были распропагандированы и добровольно перешли на службу в первый авиаотряд. Несогласные были, но они, под любым предлогом, в тот день были отправлены из школы с каким-нибудь заданием или отпущены домой. Вечером 11 октября, по старому стилю, Временное правительство России было низложено, а флотская радиостанция передала сообщение об этом всему миру. Россия услышала первые декреты Советской власти: Декрет о мире, Декрет о земле и Декрет об армейских революционных комитетах. А на следующий день II съезд Советов утвердил состав Советского правительства, Совета Народных Комиссаров. Моя фамилия там фигурировала трижды: народный комиссар авиационной промышленности, народный комиссар воздушного флота и член Военно-революционного комитета, командующий военно-воздушными силами страны. 11 октября советская власть была установлена в Омске, через полчаса после низложения Временного правительства, и наши отряды двинулись на восток и на запад, нарушая связь, управление и выбивая у наших противников инициативу «непризнания Октябрьского переворота». Советы, организованные самим Временным правительством, с подачи большевиков, давным-давно значительно «полевели» и были организующей силой революции. Получив минимальную помощь от организованных нами боевых отрядов, Советы быстро и мирно брали власть в свои руки, тем более что на совещании в Омске офицеры болтали даже слишком много. Структура их организации была раскрыта еще в сентябре и, после краха «корниловского мятежа», просто распалась. Опять-таки, большевики были той силой, которая остановила движение Корнилова в сторону Петрограда. 14 октября 1-й отряд совершил свой первый боевой вылет. Нам позвонил командующий Северо-Западным фронтом генерал от инфантерии Черемисин и сообщил, что через Псков, где находился его штаб, прошло несколько эшелонов с казаками 3-го конного корпуса генерала Краснова, вместе с ними на Петроград следует «главнокомандующий» Керенский. Всего в их составе десять сотен казаков, 600 юнкеров и впереди следует бронепоезд. По времени должны подходить к Луге. Этих сведений вполне мне хватило! На перегоне между станциями Луга и Толмачево-1, точнее, после разъезда 131 км, мы обнаружили бронепоезд, и положили перед ним 100-килограммовку, прямо между рельсов, завернув их в бараний рог. Краснов принимал участие в «корниловском мятеже», но не был даже арестован. Зная то обстоятельство, что впоследствии он поддерживал даже Адольфа, я воспользовался интересной особенностью Императорской армии: при формировании воинского эшелона подают «теплушки» для личного состава, а командному составу предоставляют купейные вагоны. Оружие у нас не слишком избирательное, были попадания и по казачьим вагонам, но все восемь эшелонов получили как минимум одну-две 25-килограммовки и обстрел из пулеметов крыш купейных вагонов. Казаки у Краснова были фронтовиками, но немцы бомбоштурмовые удары по эшелонам никогда не наносили, у них самолетов таких не было. Так что рейд на Петроград нами был сорван еще на левом берегу Луги. Бронепоезд сошел с рельсов, два вагона и паровоз перевернулись, а движение остальных было парализовано, и казаки отказались выполнять команды командиров. Большая часть из них драпанули обратно в Лугу, благо недалеко и лес. Краснов тяжело ранен, а Керенский получил осколок в ягодицу. Со станции Луга через час пришла длиннейшая телеграмма на мое имя, в которой мне грозили и военным трибуналом, и невероятными мучениями, подписанная Красновым, на самом деле писал полковник Гусельщиков. В ответ я послал им телеграмму, в которой написал, что первый налет был избирательным, и били мы только по вагонам командиров, а вот второй налет, который они увидят через несколько минут, будет «показательным»: что произойдет с теми, кто пойдет против Советской власти. К моменту нашего подлета все эшелоны были пусты. Показывать было некому!