Маркус Кас - Белый волчонок [СИ]

Покровский меня не перебивает. Только мрачнеет с каждым моим словом. Когда заканчиваю свою исповедь и выдыхаю, умолкая, вид у него совсем хмурый.

Я готов бить, бежать, вызывать демонов. Да на что угодно уже готов, пока смотрю в его потемневшие глаза. Богдан молчит слишком долго, даже не моргает, буравя тяжелым взглядом.

— Знаешь, — медленно произносит он и я сжимаю кулаки под столом. — А я тебе верю.

С моих плеч падает не то что гора, а целый горный массив с грохотом рассыпается. Я облегченно бьюсь головой о стол. Не рассчитываю, что он так близко.

— Ты чего? — беспокоится здоровяк.

— Знаешь, — передразниваю я его, поднимая голову, — Никогда не думал, что скажу такое парню, но я бы тебя сейчас расцеловал.

— Не надо, — Богдан даже отодвигается, скрипя стулом по полу.

— Не буду, — охотно соглашаюсь я. — Спасибо.

— Чем могу помочь? — он коротко кивает на мою благодарность.

Золотой человек. Сразу к делу, без лишних распинаний. Но, вывалив на него все, что произошло за последние без малого двое суток, я немного по-другому оцениваю его вмешательство.

— Я должен предупредить. Помогая мне, ты можешь и сам подставиться. Не думаю, что безопасники станут разбираться. Даже если выставим это так, что я тебя обманул. Уберут всех свидетелей и все, — с огромной неохотой говорю я и подкрепляю последнее слово, проведя рукой по горлу.

— Спасибо за заботу, но уже поздновато, не думаешь? — усмехается он.

— Я могу сейчас уйти, — торопливо выдаю только что родившийся вариант. — А ты пойдешь к Панаевскому и расскажешь, что Белаторский свихнулся, несет бред и вообще ритуал посвящения сказался на его адекватности. Только сначала старшим расскажешь эту же версию. Так ты будешь в безопасности, а дело получит огласку, что мне будет на руку.

— Да кто же поверит, что я не смог остановить тебя? Ладно, допустим, мы изобразим драку, при свидетелях, — Богдан кивает на притихшую кухню. — И как, пусть и одаренный, но без сил и памяти, сможет одолеть меня? А ведь Панаевский как раз в курсе твоего состояния. Брось. За предложение спасибо, но раз уж я сказал, что готов помочь, значит помогу.

— Что у тебя произошло с Панавеским? — доходит до меня.

— Не здесь, — здоровяк хлопает по столику и поднимается. — Мы и так засиделись, нас могут увидеть. Пойдем, есть одно безопасное место. Там все и обсудим.

Он уходит расплачиваться, что-то тихо говорит, наклонившись к работнику за стойкой. Тот усиленно кивает, не переставая улыбаться и я вижу, что Богдан оставляет внушительную пачку денег, слишком большую для чаевых.

Так, чего я еще не знаю о жизни юных аристократов? Шибко уверенно Покровский ведет себя, прикрывая нас. Да и местечко тут…

Путь наш оказывается совсем коротким. Мы выходим наружу, пересекаем улочку и заходим в ту самую дверь, выходящим из которой я и видел его при поиске. Следую за ним молча, затыкая воспрянувшую духом подозрительность.

Узкие лестничные пролеты, лифта нет, на стенах несколько слоев штукатурки с краской, один трещинами пробивается сквозь другой. Ржавые подтеки добавляют этим пятнам цвета и запаха. Отполированные тысячами ног ступени, давно потерявшие острые углы.

В слабом свете закрашенных темной краской ламп, мы поднимаемся на третий этаж. Богдан гремит ключами у высокой двери, обитой плешивым дерматином. Налегает на нее всем телом, вправляя в нужное положение и распахивает.

Квартира, явно бывшая коммуналка, внутри выглядит гораздо приличнее. Аскетичный, но свежий ремонт, современная мебель, абстрактные черно-белые фотографии на стенах.

Вовсю работает кондиционер, гоняя свежий воздух, приятно пахнущий чем-то хвойным.

Скидываю кеды, уже треснувшие сбоку. И радуюсь, что выделил время на быструю стирку, пока гостил в храмовой душевой. Больше суток бегать по трущобам, не снимая промокшую обувь — и врагу не пожелаешь такой газовой атаки.

Богдан быстро указывает на ряд дверей в коридоре, объясняя где что. И проводит на кухню.

И тут поистине мужской разгром. Я и в мире без магии в нее верил. Потому что только волшебным образом можно быстро засрать пространство.

Опасно накренившаяся башня тарелок в раковине. Чашки, стаканы, бокалы повсюду. Все разномастные, на любой вкус и цвет. На подоконнике коробок двадцать из под пиццы, сложенные ребро к ребру — порядок.

Кухонное полотенце висит на рогатой люстре, зацепившись за самый краешек. На диване, стоящем вдоль стены, смятое одеяло и россыпь подушек. И только большой круглый стол в центре помещения идеально чист.

Домашний уют, короче говоря.

— Добро пожаловать в мою берлогу! — усмехается этот медведь на мой одобрительный взгляд.

— Твою? — я устал удивляться, но опять это делаю.

— Ну а тебе понравится постоянно торчать в дворце, окруженным заботливым семейством? Да у половины княжичей есть такие квартиры. Где можно хоть немного расслабиться и на пару часов сделать вид, что ты никому и ничего не должен.

Так вот раскрытия какого секрета он испугался. Но какая же это тайна? Семья же должна знать, куда пропадает один из них. Или у них там молчаливое согласие? Пока наследники не сильно хулиганят, можно чуток отпускать поводок.

— Чай, кофе, крепкий… кофе? — предлагает тем временем он, обводя широким жестом бытовой апокалипсис.

С радостью сажусь за стол и соглашаюсь на порцию кофеина и напоминаю о своем вопросе про Панаевского. Богдан гремит посудой, что-то роняет, рассыпая, выдвигает из недр ящика небольшую кофеварку.

— Ты мне доверился, расскажу и я, — он хмурится, решительно сжимая губы. — Мой ритуал посвящения прошел как положено. Боль, конечно, была адская, но ничего смертельного. И жрицы говорили, что чувствовали поток такой силы, что на радостях после ритуала десяток быков принесли в жертву. Да и я чувствовал, нечто… Странное, страшное и мощное.

Передо мной возникает пузатая чашка с ароматно дымящимся напитком и надписью «Моя ты жопка». Хозяин бросает виноватый взгляд на посудину и продолжает:

— Дед счастлив был, тут же простил отцу, что тот тянул с продолжением рода. И дар мой сразу же открылся. Честно, не удержал силу, не ожидал я такой мощи. Сам перепугался и остальных заставил понервничать. Тут то и объявился Панавеский. Чуть не размазал меня, тогда то сила и отказалась в первый раз работать.

— Так это он…

— Нет, — отмахивается Покровский и усаживается напротив. — Мне, можно сказать, даже повезло тогда. Потому что, если бы я бахнул, как в первый раз, мы бы с тобой не разговаривали. Но Панаевский начал настаивать, что я представляю угрозу. Давил на меня, выуживая согласие. Даже с дедом они повздорили, я слышал их крики после очередной нашей встречи. Целители, жертвы, воззвания — ничего не помогало. Договорились отправить меня в храм Хека, на ритуал уравновешивания. Я вырубился почти сразу и что там происходило — не помню. Двое суток провалялся без сознания, но помогло. Отвадить безопасника помогло, но не с моей силой.