Борис Сапожников - Будет кровь

Перезаряжать револьвер времени не было, и я сунул его в кобуру. Взяв с тела Дойла запасной магазин, я сменил его в трофейном «Фромме» и запрыгнул внутрь основного помещения закрытого клуба семьи Рохо.

Это может показаться безумием — лезть в логово бандитов одному, ведь у врага численное преимущество. Вот только я был солдатом, а они нет, и это меняло всё. Бандит остаётся бандитом даже в критической ситуации. Он никогда не поднимется в полный рост, выбравшись из окопа, не пойдёт на ураганный огонь пулемётов — он всегда будет искать укрытие, думать в первую очередь о своей шкуре. На такие безрассудства, как творил сейчас я, ни один бандит не способен.

Я шёл через основное помещение закрытого клуба, расстреливая всякого бойца семьи Рохо, рискнувшего высунуться из укрытия. Пары девятимиллиметровых пуль из «Фромма» хватало каждому. Я переступал через тела людей и полуорков, и шёл дальше — к двери с табличкой «Председатель». За ней мог скрываться только дон Мигель — кто же ещё взял бы на себя руководство этим заведением.

Магазин «Фромма» снова опустел, и я присел над телом полуорка, целившего в меня из «Майзера». Никогда не разделял любви к этому оружию, отдавая предпочтение более мощным револьверам или вовсе аришским «нольтам». Однако сейчас выбора не было — надо брать, что плохо лежит. Перезаряжать «Вельдфёр» некогда.

«Майзер» успел разрядить почти наполовину, прежде чем ногой вышиб дверь с табличкой «Председатель». К чести Мигеля Рохо тот не стал прятаться — так и остался сидеть за прочным столом. Руки демонстративно держал на виду, вот только приоткрытый ящик стола наводил на определённые мысли. Не тот человек дон Мигель, чтобы дать себя вот так запросто прикончить. Это я понял ещё в гостинице. У таких всегда припасён козырь в рукаве — и частенько не один.

Я быстро оглядел кабинет, не обращая внимания на его хозяина, и это зацепило самолюбие дона Мигеля.

— Тебя наняли Строцци, парень? — спросил тот, привлекая моё внимание к своей персоне.

Вот только прежде чем задать вопрос, он глянул-таки в сторону шкафа для бумаг. Высокого такого шкафа, куда вполне может поместиться человек, встав по стойке смирно. Если, конечно, человек этот достаточно субтильного телосложения.

Я вскинул «Майзер» и всадил одну за другой три пули в шкаф, целясь примерно на уровне груди. Гном туда точно не поместится, даже самый мелкий, а гоблинов среди бойцов Рохо я не видел. Из шкафа на пол вывалился тощий полуэльф с парой пистолетов в руках. Первый из припрятанных в рукаве дона Мигеля козырей.

Вторым оказались мои «Мастерсон-Нольты». Не тратя больше времени на сотрясение воздуха, он выдернул их из ящика стола. Но я был быстрее — пара пуль в грудь, третья в голову. Дон Мигель откинулся в кресле. Тяжёлая майзеровская пуля вошла ему прямо в переносицу и разнесла затылок. Кровь и мозговое вещество забрызгали стену за ним.

— Если вам так интересно, дон Мигель, — усмехнулся я, глядя на труп, — то нет. Я не от Строцци.

В ящике обнаружились моя наплечная кобура и запасные магазины к «нольтам», чему я был несказанно рад. Избавляться от подарка старика, хозяина фермы, не стал — решил вернуть оружие при случае, так что пришлось перецеплять его на пояс, а вот пара «нольтов» вернулись на своё законное место. И сразу я почувствовал себя уверенней — всё же для меня они были не просто оружием, а уже давно стали частью меня самого. Прежде, пока не вернул себе пистолеты, чувствовал себя каким-то ущербным, и лишь когда надел знакомую кобуру, натёршую кожу на груди, почувствовал себя целым.

Теперь надо как можно скорее покинуть Отравиль — у меня дела в усадьбе Рамона Рохо.

С тех пор, как отец отправился в бездну — или куда там уходят души самых отъявленных грешников, вроде старого Рохо — Рамон Рохо никого не боялся. Однако одного взгляда на лицо главы Строцци, Гильермо, оказалось довольно, чтобы напомнить Рамону это неприятное чувство. В высшей степени неприятный человек с треугольным прямо-таки акульим лицом, украшенным ножевым шрамом, начинающимся под левым глазом и заканчивающимся на челюсти. Тонкий шрам этот делал просто неприятное лицо главы семейства по-настоящему уродливым. Правда, вряд ли кто-то рискнул бы сказать это самому Гильермо, глядя в его блёклые глаза глубинного хищника.

— Что твои люди творят? — Чтобы заглушить даже призрак страха в душе, Рамон заговорил нарочито вызывающе. — Между нашими семьями мир, заключённый ещё моим отцом, и я не нарушал его. Так с чего ты решил, что можешь наплевать на договорённости, а?

— Миру пришёл конец, когда твой наёмный стрелок решил пощипать мою контору. — Голос у Гильермо Строцци был под стать внешности: холодный и невыразительный. — Погибли двое моих людей, а деньги нашли в вашем заведении.

— Мы и пришли сюда, чтобы обсудить эту историю, — кивнул Рамон, — но ты решил опередить события. Твою мать, Гильермо, ты убил моего брата!

Если акулы могут испытывать эмоции, то лицо Строцци изобразило нечто максимально похожее на удивление.

— Закрытый клуб моего брата расстреляли сегодня, — ледяным тоном произнёс Рамон, и видно было, что тон этот даётся ему недёшево. — Мой старший брат, Мигель, убит, как и все, кого он собрал при себе. Так ты решил отплатить за двоих своих, Гильермо?

— Если я скажу, что ничего об этом не знаю, ты мне не поверишь.

Ни единой вопросительной интонации в голосе Строцци не было. Он сумел вернуть себе контроль над эмоциями, и снова говорил бесстрастным тоном. Рамон Рохо ничего отвечать на эти слова не стал.

Тогда вперёд вышел невзрачный человек форме астрийской полевой жандармерии. Он неуместно смотрелся на фоне веспанских костюмов Рохо и потёртых пиджаков со шляпами Строцци.

— Ваши разборки не волнуют герра майора, — заявил он, смерив взглядом обоих лидеров, — я уполномочен сообщить вам, что с этого дня в Отравиле вводится военное положение. Вы сами накликали беду на свои головы. Всякий, кого поймают с оружием, будет расстрелян по законам военного времени: без полиции, суда и следствия. Кроме того, в связи к тем, что правоохранительные органы Отравиля дискредитировали себя чуть более чем полностью, их деятельность приостанавливается до окончания военного положения.

— А не много ли ты на себя берёшь? — ответил ему вызывающим взглядом Рамон Рохо.

— В Отравиле расквартирован сейчас полк полевой жандармерии, среди офицеров и солдат полка нет призывников, и все они прошли войну. Как минимум полгода на фронте, на передовой. Герру майору достаточно отдать приказ, и от ваших банд не останется и воспоминаний. С зарвавшимися бандитами разговор всегда очень короткий.