Сергей Мусаниф - Век сурка

— Пару раз, — сказал Кевин. — А потом я трезвел.

— Вот то-то и оно, — сказал Магистр. — То-то и оно. В жизни такая ситуация попросту невозможна. Не бывает кризиса, настолько глобального, что он отменит все грядущие кризисы. Не бывает последней войны, после которой конфликтов уже не будет, а наступит сплошное благорастворение в воздухах. Нет никакого главного вопроса жизни, вселенной и всего остального, после которого тебе бы не пришлось искать другие ответы.

— Оберон, — сказал Кевин. — Если ты хочешь меня о чем-то спросить, то можешь сделать это и без столь утомительных прелюдий.

— Уверен?

— Вполне.

— Почему ты позволил ему уйти? Зачем снял для него запрет на телепортацию?

— Потому что я не хотел загонять его в угол, — сказал Кевин. — И видел, что твои методы не особо работают. Что мне надо было сделать? Запереть его там и позволить разнести половину дворца? Потерять еще роту своих гвардейцев? Зачем? Я никуда не тороплюсь, Оберон. Я прожил долго и не собираюсь умирать завтра или послезавтра. У меня впереди много времени, часть которого я собираюсь посвятить этому твоему конструкту. Мне известны способы, как уничтожить неуничтожимое, и я до него еще доберусь.

— Значит, ты собираешься его убить?

— Да.

— А если я попрошу тебя этого не делать?

— Этого я и боялся, — сказал Кевин. — Ты вовсе не собираешься его уничтожать. Ты хочешь вернуть контроль.

— Кристоф — это очень ценный инструмент, — сказал Магистр. — Таким не разбрасываются. Я мог бы взять его под контроль еще у тебя во дворце, если бы ты дал мне чуть больше времени.

— Не уверен, что это так.

— Зачем мне врать?

— У тебя может быть тысяча причин, — сказал Кевин. — Кроме того, я допускаю и тот вариант, в котором ты не лжешь. В котором ты заблуждаешься.

— Разве я так часто ошибаюсь?

— Достаточно часто, чтобы не считать это чем-то невероятным.

— И все же, ответь на мой вопрос. Что будет, если я попрошу тебя этого не делать?

— Боюсь, я буду вынужден тебе отказать.

— Из-за физрука? Из-за этого землянина?

— Отчасти из-за него, — сказал Кевин. — Отчасти из-за того, что само существование этого Кристофа нарушает правила честной игры. Это инструмент, Оберон, но это не поварешка и даже не молоток. Это меч. И мне хочется знать, против кого ты его точил. Явно не против физрука, он появился в игре недавно. Может быть, против меня?

— Как ты мог подумать про меня такое? — спросил Магистр. — После стольких лет, после всего, что мы прошли вместе. Разве это для тебя ничего не значит?

— Для меня — значит, — сказал Кевин. — А для тебя — нет. И убери с лица эту гримасу, у тебя все равно не получится изобразить оскорбленную невинность.

— Иногда меч — это просто меч.

— А ружье просто висит на стене и никогда не стреляет, — согласился Кевин. — Но ведь кто-то его туда зачем-то повесил. Ты ничего не делаешь просто так.

— А если я дам тебе слово, что никогда не собирался использовать его против тебя?

— Слова дешевы, — сказал Кевин. — А виски стоит денег.

— Значит, это конец? — спросил Магистр.

— Помнишь, из-за чего когда-то разошлись наши дороги?

— Ты не одобрял моих методов.

— Я до сих пор их не одобряю, — сказал Кевин. — Мы долгое время существовали независимо друг от друга и не лезли в дела друг друга. Потом ты позвал меня на помощь, и я пришел, и все вроде бы начало возвращаться на круги своя, но ты ничуть не изменился, Оберон, и те наши старые противоречия никуда не ушли. Я думаю, будет лучше, если после того, как мы разберемся с текущими проблемами, мы снова будем…. существовать порознь.

— Мне жаль это слышать.

— Мне жаль это говорить.

— Может быть, нам стоит скрестить клинки прямо сейчас? — предложил Магистр. — Чтобы не было между нами больше никаких недоговоренностей, чтобы прояснить наши отношения раз и навсегда? Как тебе такое? Призрак Ночи против Отца Всех Мечей?

— Не стоит, — сказал Кевин. — У нас есть еще незаконченное дело. И не одно.

— Как мы можем работать вместе, если ты мне не доверяешь?

— В этом вопросе я тебе доверяю, — сказал Кевин. — Потому что ты бьешься за Систему, которая является для тебя наивысшей ценностью.

— Мне жаль…

— Не надо, — попросил Кевин. — Мы взрослые люди, даже больше, чем просто взрослые, и можем обойтись без этих церемоний. Я тебя уважаю, я доверяю некоторым твоим суждениям, и мы вполне можем довести дело до конца. А потом все станет, как раньше. Насколько это вообще возможно.

— Ладно, — сказал Магистр. — Пусть будет так.

— А теперь нам надо идти, — сказал Кевин. — Гарри, по-моему, уже всех убил, и если мы не поторопимся, то за ним прилетит вертолет и нам придется тащиться за ним в Англию. Или куда он там еще может отправиться.

— А если нет? — спросил я.

— Тогда я прострелю тебе колено, — пообещал старикан, похлопав ладонью по полированному дереву старорежимной кобуры. — И ты больше никогда не сможешь пойти по дороге приключений.

— Вот так прямо и прострелите? — удивился я. — На улице, средь бела дня?

— Вот так прямо и прострелю, ек-макарек, — подтвердил он. — Потом мы тебя, конечно, перевяжем, чтобы ты от кровотечения не помер, и отвезем, куда следует. Надо же разобраться, что ты за птица, и откуда такой красивый нарисовался.

— Думаете, я английский шпион?

— Вряд ли английский, — сказал он. — Мы одного английского шпиона на той неделе расстреляли, так что следующий только через месяц должен объявиться.

Лицо старикана казалось мне смутно знакомым, но я не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах я его видел. Моя прошлая жизнь на Земле казалась слишком далекой, словно и не со мной это было.

— У вас какой-то четкий график, что ли? — удивился я.

— Это у них график, — сказал старикан. — Ни месяца без факапа, ек-макарек. А мы просто работаем. За каждых пять шпионов — квартальная премия.

— Хорошая прибавка к пенсии, — сказал я.

— Покой нам только снится, — согласился он. — Так что, сядешь в машину или мне уже стрелять?

В принципе, я мог бы сесть в машину, в конце концов, дед был представителем власти, а мне все равно пришлось бы идти с ними на контакт, чтобы донести информацию до президента. Но я спросил себя, а что бы на моем месте сделал физрук.

И получил вполне однозначный ответ.

— Да и стреляй, — сказал я. — Посмотрим, не дрогнет ли рука.

Чапай бы так просто не прогнулся.

— Планы меняются, — сказал старикан. — Стас, помни шпиона немного, чтобы он посговорчивее стал.

— Угу, — ответили откуда-то из недр машины.

Водительская дверь открылась и на солнечный свет вылез бугай.

Типичный такой бугай, здоровенный, коротко стриженный, мускулатура такая, что рубашка вот-вот порвется.