Эолия Шейнберг - Город-Поезд

Руки сами собой потянулась к маркеру!

— Да что за криворучка писал эту хренотень на доске! Я себе чуть язык не вывихнул! — найдя не понравившуюся закорючку в форме трехлучевой звезды, стер ее и нарисовал заново. — Древние не любят прямых линий!

Профессор, наконец придя в себя, спросил что-то на английском, но я ни черта не понял. А мужик в пиджаке начал что-то переводить профессору. Видимо, то, что я сказал.

— А это что за крипота? — я указал на знак форме полумесяца. — Нет у Древних такого знака. Точнее, не может быть. Даже языка у них нет. А если письменность и есть, то значок должен выглядеть вот так.

Вместо полумесяца появился знак омеги — Ω — как у меня в нике. Мужик в пиджаке помог профессору подняться, а на меня накатила какая-то злость. Хотелось взять и стереть всю эту тарабарщину с доски.

— Знак петли? Вы серьезно? Петли, профессор! Сама мысль о столь неправильной форме не пришла бы в голову ни одному из тех, кто слышит Древних и записывает их послания. Для них знаки трехмерны. А петля! Господи, как же меня бесит эта петля! Она же уродует всю запись.

Круг! Вот совершенная форма силы. И черта под ним, как символ основания для силы и ее перехода в материальную форму… Тут у меня случилось просветление. Я понял разницу между силой слуг Древних и людей. Да, мана — это энергия и для нас, и для них. Но есть среда для магии! То, в чём магия творится.

Маги плетут заклинания из своей ауры и наполняют готовое плетение маной. А у слуг Древних в роли ауры используется ментат или ментальный слой пространства. Поэтому есть минимум две разных среды, где творится магия — через ауру и через ментат.

Отложив маркер, я ещё раз провел рукой по доске, считывая оставленный астральный след. Да! Вот теперь он написан правильно. Голосовые связки снова сами собой напряглись, и мое тело будто превратилось в транслятор того, что я считал с доски.

«В своем доме в Р'льехе мертвый Ктулху спит, ожидая своего часа».

Слова силы! Слова, в которых заключен образ того, о ком идет речь. Узор слов на доске обрел какую-то мерзкую, злобную, темную глубину, полную нечеловеческой силы. Я тут же схватил губку и стёр проклятую надпись, но чернила странным образом не стерлись, а размазались, пытаясь вернуть себе прежнюю форму. Как умалишенный я тёр и тёр доску, пока не осталось даже намека на то, чтобы кто-то смог восстановить то, что было написано.

Мерзость! Мерзость! Мерзость! Полная нечеловеческих и античеловеческих мыслей! Вот, что я ощутил. Сквозь надписи на доске нечто холодное, склизкое, инфернальное, мёртвое и немёртвое одновременно пялилось на меня.

По телу прокатилась холодная дрожь. Нет! Подобной магией нельзя пользоваться! Так предмет или сам человек превращается в проводника воли Древних. А это дорога в один конец.

На плечо легла чья-то рука. Я резко дернулся, едва не подпрыгнув от удивления. Рядом со мной стояли профессор и мужик в клетчатом пиджаке.

— What are you doing right now? — сказал ошарашенный профессор, показывая на доску.

Мужик в пиджаке тоже выглядел крайне заинтересованным. Он то и перевел слова профессора. Я ответил словами, всплывшими в памяти.

— Ability. I am a reader. [Способность. Я читатель.]

Профессор посмотрел на доску, а потом, не веря, затряс головой.

— It's not enough for….

Речь впечатленного профессора оказалось длинной, и, выслушав ее, мужик в пиджаке перевел ее следующим образом.

— Кембел говорил, что одной способности Читателя для этого недостаточно. В Тальзеуре уже проводили подобные эксперименты, — мужик перевел взгляд с профессора на меня. — У культов и народов, поклоняющихся Древним, языки разные, но суть их молитв сводится к тому, что ты сказал сейчас на русском, а я потом перевел профессору: «В своем доме в Р'льехе мертвый Ктулху спит, ожидая своего часа».

Вот оно как. Возможно, дело не только в моей способности, но и в том, что половина моей души осквернена силой Древних. По отдельности это мало в чем интересные черты, но их совокупность делает меня по своему уникальным.

Я пожал плечами. Про проблемы с сосудом души посторонним лучше не рассказывать.

— Скажи профессору, что немного знаю о сути Древних.

Мужик что-то сказал Кембелу, но тот не слушал, отодвинул переводчика в сторону и как сумасшедший вцепился мне в руку. Его фанатичный взгляд буквально кричал: «я не отпущу тебя, пока не получу желаемого».

— What is your name? [Как тебя зовут?]

— Профессор спрашивает….

— Знаю. Уж на это моего английского хватит, — я указал рукой себе на грудь. — Роберт Кхан.

Поднял руку над собой, указывая на временный Системный ник, который профессор скорее всего не видит.

— Кхан.

Кембел закивал и, отпустив мою руку с жутко довольным лицом, ткнул меня в грудь, выдав очередную длинную непонятную фразу на английском. Мужик в пиджаке аж подвис на секунду, видимо впечатлившись тем, что услышал.

— Эмм… профессор говорит, что добьется твоего перевод из Академии в Институт САРДЖО. Говорит, ты недооцениваешь свою уникальность для науки. И там твои умения оценят по достоинству.

Тут уже я не выдержал:

— Скажи профессору, что это произойдет не раньше моего завершения обучения в Академии. Я еду! Учиться! Магии! А не заниматься его наукой!

Уж что ему там перевел мужик в пиджаке, я не понял, но, судя по улыбке профессора, он будет стоять на своем. Хитрый, старый лис!

Будто вспомнив о чем-то важном, мужик в пиджаке покинул холл, одарив меня крайне заинтересованным взглядом. Я так и не понял, кто он вообще такой и что тут делал. А профессор на прощание погрозил мне пальчиком. Зараза! Вот теперь я точно уверен, что он от меня не отстанет со своим Ктулху!

Следующие несколько дней ничего толком не происходило, не считая того, что Город-Поезд постоянно трясло. Костас гулял напропалую! Как сказал медик, проводивший у меня медосмотр после травмы, « У господина Нагорного не осознаваемый им нервный срыв, вызванный ситуацией с высокой вероятностью смерти. А женщины в его случае бальзам для души. » В общем, богатырь ходил по бабам, и за следующие пять дней пути мы с ним так ни разу и не увиделись.

Еда, сон, отдых. Я старался следовать предписанию врача, никак не нагружая сломанную руку и раны на спине. Никаких активностей для Одарённых, стычек и таскания тяжестей. Так и прошли эти пять дней.

Как и предполагал Костас, Город-Поезд чуть задержался и на восьмой день достиг импровизированной границы мира Тальзеура. Как она выглядит со стороны, непонятно. Мы просто въехали в черноту, и сразу за окнами пошли полосы из всех цветов радуги. Хлопок, и вот мы летим над бескрайним морем с просто нереально потрясающими видами за окном!

Облака! Мы летим над облаками на высоте нескольких километров от водной глади. Город-Поезд будто прорывается сквозь барьеры из тягучего пространства, и вагоны то и дело потряхивает. Когда Поезд поворачивал, я смог убедиться в этом воочию, увидев за окном далеко впереди наш локомотив. Он и впрямь пробивал себе путь сквозь какие-то невидимые преграды.