Олег Ковальчук - Королева

— Просто эта девчонка. Она… — в груди стал назревать ком. — Я ее дочерью своей считаю. Любой бы на моем месте за пределы вышел.

— Ну да. — он поморщился. — Дети это такое дело, мотивируют. Да и повторюсь, ты из тех людей, что ради дела нырнешь в бочку с дерьмом и только потом подумаешь, что это неприятно.

И что он меня нахваливает?

— Что с нами будет теперь? И… что с Ошей? Так ее зовут.

— С ней, все нормально. Спит. Мы когда ее спеленали, она в сознании была, хоть и истощена сильно. Накормили, через трубочку и она уснула. Даже не пичкали ничем.

— Она здесь?

— В соседнем блоке. Не переживай. С ней все хорошо. Вижу что не хитришь, я тоже врать не буду.

— Спасибо. — ответил я, а потом напомнил про первый вопрос. — Так что с нами будет?

— Изолируют. Будут изучать. Если ничего не обнаружат, отпустят, но я обещал не врать. То что отпустят, очень маловероятно. Там что-то произошло. Нам не говорят, но все пересрались. Рисковать не будут. Жалко мне тебя. А вот помочь не могу ничем.

Я изо всех сил пытался напрягать мозг. Как выйти из этой ситуации?

— Мог бы помочь, если бы ты рассказал что-то интересное и важное. — вдруг добавил он. — Но так рисковать, смысла нет.

Так. Рассказать ему что-то. Я не знаю кто он, но судя по тому как он меня уделал, не последний человек. У них здесь все завязано на уровнях и способностях. Если я расскажу ему что-то, о чем и так все узнают. Могу ли я как-то повлиять на него или на ситуацию с Ошей.

Я могу например попросить увидеться с ней. Ну напоследок, или еще какой повод придумать. Попробовать что-то предпринять, отвлечь всех, а Оша своими волосами раскидает охранников. Ага. Супер-план.

— А чем ты сможешь помочь мне или Оше?

— Я вообще много чего могу, но зависит от того что ты мне предложишь.

— Ты один раз уже обманул меня. — я внутренне порадовавшись, разгадал недоумение и недовольство на лице Боксера. — Ты уже обещал что не будешь вырубать и вырубил меня.

— Ну я же извинился. — изобразив невинное выражение лица возразил он.

— Ты нарушил слово. Ситуация была похожая. Вдруг ты тоже что-то не учтешь. У меня нет причин верить тебе.

— Справедливо. Так чего бы ты хотел?

— Ты сможешь отпустить нас? — ни на что не надеясь, в лоб спросил я.

— Нет, это вряд ли.

— Тогда что ты собрался мне предлагать в обмен на информацию?

— Ну, — он хмыкнул, — например до прибытия до пункта назначения, могу дать вам возможность повидаться. Ну или алкоголя тебе какого-нибудь предложить. Поверь, это много. И ты скоро поймешь какой я щедрый.

— Не густо. — я сделал глубокий вдох, пытаясь упорядочить мысли. — Слушай, Боксер, тебя ведь так зовут?

Он кивнул.

— Вот если я смогу убедить тебя, что вы совершили ошибку. И например, ты поймешь, что держать нас здесь, это неправильно. Ты сможешь в нарушение приказа нас отпустить?

Нет, я понимаю что такое приказ. Я понимаю что задавать такой вопрос любому должностному лицу, тем более связанному с безопасностью, это наивная глупость. Но что если, за пятьсот лет, в умах людей что-то поменялось.

— Ну ты даешь, — он усмехнулся. — Как там тебя, Андор? А как родители назвали, Эндрю?

— Андрей.

— Хм, русский. — заключил он. — Ну смотри Андрей. Мне уже сто пять лет. Я сейчас на таком интересном этапе, который психологам наших времен даже и не снился. Я культивирую в себе человечность. — последнее слово, он выделил чуть ли н ес любовью. — Ну, чтобы не быть бездушным роботом и все такое. Я много воевал и это наложило отпечаток. Особенно когда видишь разорванные на части тела товарищей и понимаешь, что они сейчас снова оживут, вообще перестаешь что-то чувствовать.

Он посмотрел на меня долгим взглядом. Затем чуть изменив позу и устроившись поудобнее продолжил.

— Ты еще молодой совсем, даже по старым меркам. Еще не успел обесчеловечиться. Слово то какое, а? — он снова усмехнулся. — Как-то раз, при мне одного моего боевого товарища, жрал хищный сухопутный спрут. Это было на планете Двойной Горизонт, двенадцать лет назад. Тварь была омерзительная, да и смерть жутковатая. Так вот, я тогда поймал себя на мысли, что хорошо что он так тяжело и долго умирает. Я подумал, что это закалит его как воина. Стоял и смотрел. Мог его добить, но думал, что этим все испорчу.

Мне показалось что в его глазах промелькнул огонек безумия. Но я продолжил молча слушать.

— То есть на самом деле, это превращало моего товарища в беспощадного и кровожадного ублюдка, который потом стал совершать плохие поступки. Я же считал, что это хорошо. Смотрел на это как на рождение нового воина. Но я только потом стал задумываться о том, что кроме рождения, тогда происходило и убийство. Убийство хорошего душевного человека. Знал бы ты как он умел шутить. Очень тупо и несмешно, но как он смеялся над своими шутками. А потом это стало пропадать. У всех нас. Даже угрюмость. Даже плохое настроение. Мы как машины исполняли свои функции.

Я слушал откровения этого человека и с отчаянием понимал, что помогать он мне точно не станет. Ему просто хочется поболтать.

— Вот я и занялся реабилитацией. Это конечно не совсем то что нужно. Тех настоящих чувств уже не вернешь, когда можешь просто от души кому-то помогать. Как в какой-нибудь сказке про добрых и искренних людей. Разум не позволит. В общем, что я хочу тебе сказать. Многие ребята, что уже за восемьдесят, начинают заниматься поисками человечности в себе. Начинают делать добро пачками. Правда странное добро, ты бы со стороны своего опыта вообще ничего не понял. Так вот, основная мысль к которой приходишь, что альтруизм в ущерб себе, это вредительство. Я сейчас не буду объяснять почему, а то это затянется. Да и не поймешь ты. Просто знай, даже если я захочу тебе помочь, я не стану этого делать. А рассказываю тебе об этом, потому что ты мне нравишься. Считай это актом альтруизма. Видишь, сделал тебе добро.

— Круто. — бросил я. — Похоже мне нужно время, чтобы отойти от восторга.

Боксер снова усмехнулся.

— Я проявляю человечность. Мне правда жаль, что тебе кранты. И я не боюсь показывать свои чувства.

— Да какая к чертям разница. Если ты меня больше никогда не увидишь. Если ты говоришь что я нормальный парень, то ты просто способствуешь тому чтобы в мире стало меньше нормальных парней.

— Ты думаешь я из-за этого не переживаю? У тебя в голове наверное даже крутятся термины из серии лицемерие или двуличие. Но я с тобой не соглашусь. Рационализм убил все волшебство и любые твои слова не возымеют действия.

— Да урод ты просто. — вдруг разозлившись бросил я. — Не знаю что ты там в себе культивируешь, но я нихрена не соглашусь с тем что ты хоть на капельку прав. Ты улыбаясь мне в лицо и нахваливая как человека, везешь на гибель. Понимаешь это, но пытаешь выкрутиться, что бы показаться «человечным». — Я изо всех сил постарался сказать «человечным» так, чтобы это прозвучало как ругательство.