Дмитрий Манасыпов - Мэдмакс

Но люди не сдавались. Не того покроя, не того крутого засола. Их деды выдержали Полночь, отвоевав Архангелогородск у стальной орды взбесившихся боевых автоматизированных систем. Их отцы выстроили города заново, назвали их Портами и наладили связь с остатками Империи, нашли таких же, несгибаемых людей моря и позвали к себе. А им, живущим сейчас и здесь, досталось продолжать воевать за два выхода в другой мир. Относительно удобных и безопасных. Порты стояли гордо, как оба ракетных крейсера первого ранга, «Аскольд» и «Рюрик» на рейде Мурмана. И пусть ржавчина видна даже с прогулочного бульвара… это не страшно. Куда страшнее ржа, проникшая в города с первыми же гостями.

Офицеры, мичманы и матросы Его Императорского Величества Военного флота держались дольше остальных. Некоторые, принявшие погоны по праву наследования, держатся до сих пор. Вот только есть нужно каждому. И если выпадает сопровождать транспорт с закованной рабочей силой, идущий под флагом Караибов на плантации тростника, везущий живой груз рядом с рудой, деревом, воском и пшеницей, то велик ли выбор? Хотя выбор каждый делает сам для себя. И выбор главных людей Портов совершенно не совпадал с выбором Братства.

Братство относилось к царящим в Портах порядкам… с пониманием. И принимало их. Слишком многое стояло на кону, слишком многое требовалось не имеющегося ни в Альянсе, ни в Итиле, ни где-то еще. Рогатинами и арбалетами, все чаще мелькающими на землях Фронтира, много не навоюешь. Особенно если против тебя, наливаясь огромным нарывом, вздувается непроницаемо черный пузырь Прорыва, готовясь выпустить своих чертовых детишек.

Так что, окажись кто-то из Братства в Мурмане в самом начале, ни за какие коврижки не стал бы коситься или провожать злым взглядом крепкие фигуры в черной, синей, коричневой или любой другой моряцкой форме. Выпендриваться и бороться за права человека — все потом. Сейчас за жизни бороться надо, за людей, за территории, вычищая их от всей дряни. От Солдат Полуночи, от некроформ, от созданий Прорывов.

Да и, чего там, рядовые мареманы и чистильщики друг друга уважали крепко. Также крепко, как лупили порой друг друга в кабаках на Портовой или Адмиралтейской, накидавшись не менее крепкого привозного пойла. Порой флотские даже выигрывали локальные схватки. Но, в целом, войну приезжим крутым перцам — проигрывали.

А так… парни и девушки Братства, не стоит врать, любили редкие поездки в Порты. За дорогущий, но такой настоящий и редкий комфорт настоящих гостиниц. За диковинные вещички и провизию, продающиеся только здесь за цену, что всеж таки доступна. За шумный многоголосый говор день напролет и толпы спокойных людей, снующих взад-вперед. Порты не спали, никогда. День равнялся ночи, а ночь переходила в день с легкостью рук карточного шулера. Также ловко и незаметно.

В Портах нужно смотреть и в оба и знать — кто здесь главный. Потому как обмишулить может любой прохожий. А главный здесь — его величество флот со своими людьми. Черно-белые строгие прямые фигуры и корабли. И не совсем ясно — кто главнее.

Камера смердела страхом и болью. Въевшимися в гладкие плитки пола, в камень стен, в нержавейку слива, идущего от поддона под креслом к стоку. От стока смердело еще гуще.

Кресло, вмурованное посреди поддона, воняло въевшейся, вовек не отмоешь, кровью. Бурые пятна пятнали полопавшуюся и аккуратно зашитую и вытертую кожу. Ремни на подлокотниках и на подножке добавляли оставшуюся навсегда густую ноту горячечного пота.

— Чаю хочешь? — поинтересовался Горпагон. — Не?

Человек в кресле сплюнул. Просто слюной, еще не красной. Или уже не красной, какая разница. Зуб не вылетел с плевком и то хорошо. Чай… от чая он бы не отказался, чего уж там. Да еще если бы тот сладкий…

— Хочет… — Горгона кивнула за него. — Распорядись, побалуем подопечного.

Интересно, кто им подбирал такие «мирские» имена-прозвища? Кто другой и повторить бы не смог. Человек в кресле таким умением мог похвастаться. На интеллект жаловаться не приходилось, как и на память. Интересовало одно: Горпагон из-за жадности? Или просто Горгона была первой и ему пришлось подыскивать что-то схожее?

Она села напротив, поставив стул спинкой вперед, оседлав его и положив руки на спинку. Ну, конечно, это же придает такой значимости во время допроса. Красивая сучка. Тут врать самому себе не приходилось.

Черные волосы, до плеч, прямые. Черные-черные, как вороново крыло. Колкие карие глаза, смотрящие кончиками игл, вгоняемых под ногти. Узкие губы вытянутого и чуть кривоватого рта. Бледные, почти неотличимые от кожи лица. Но и они нравились… было в них что эдакое… навевающее мысли о полной сдаче греху похоти. Тоненькая, в талии ладонями обхватить легко. Подвижная, гибкая, с дергаными ртутными движениями.

Вот такая выпала дознавательница КВБ. И не знаешь, плакать или радоваться. Женскую красоту он ценил.

— Храбрый ты человек… — протянула Горгона. — Или дурак?

Он пожал плечами. Какой смысл отвечать? Ей хочется совсем других ответов. Тех, что ему говорить совершенно не хочется.

Света в камере хватало. Здесь электричества не жалели, здесь электричество не только светило. Здесь оно еще и причиняло боль. Но пока до него еще не добрались. Пока.

Сапоги Горгоне стачал хороший сапожник. Талантливый, рукастый и не чуравшийся красоты. Блеск гладкого, в еле заметные складки, голенища чуть ли не слепил. Надо полагать, чистили их с вечера, а глянец наводили поутру. И уж точно не сама женщина. Денщик, да-да. Этих в последнее время стало все больше и больше.

— Ко-б-ее-е-ль… — с уважением протянула Горгона, проследив его взгляд. — Кобелина.

Он снова не ответил. Кобель. А что ей хочется? Чтобы сейчас человек напротив госпожи дознавателя сидел и трясся? Нет-нет, не про этот случай. Ни за что. Ни при каких раскладах. Лучше думать про ее ноги, длинные, тонкие, красивые и гладкие ноги. Без обуви, без тонких шерстяных брюк, скроенных у хороших швей. Как эти самые ноги могут обхватить его бедра, как…

Голова качнулась от удара, зубы щелкнули друг о друга. Ха, пропустил удар. Мастер был бы им недоволен. Очень недоволен.

— Мне нужны ответы. — Горгона потрясла ладонь. — Пожалей себя. Неужели не дорога собственная лысая башка? А, бородатый?

Дорога не дорога, не твое дело.

Дверь мягко стукнула, закрываясь. Горпагон, толкнув ее ногой, аккуратно поставил на стол три стакана. Настоящих граненых, в подстаканниках, одуряюще пахнущих недавно сваренным чаем. Именно сваренным, себя и нюх не обманешь. Чай из караулки, принесенный со столовой. Сваренный с сахаром в баке и только потом разлитый по чайникам. После двух недель воды и сухарей — просто манна небесная.