Иван Оченков - Стрелок: Путь на Балканы. Путь в террор. Путь в Туркестан [сборник litres]

– Так я это, – только и смог ответить парень, разводя руками.

– А пачпорт у тебя имеется?

– Конечно, – засуетился тот и полез за пазуху, отчего пола нагольного полушубка распахнулась, открыв внимательному взгляду полицейского георгиевский крест и медаль на потрепанном мундире.

– Воевал?

– Так точно! Сто тридцать восьмого Болховского полка ефрейтор Шматов.

– Демобилизован?

– Вчистую.

– А в Мошков переулок тебе за какой надобностью?

– Друг у меня там проживает. Звал к себе, обещался с местом помочь.

– Друг, говоришь, – насторожился страж порядка.

– Ага. Воевали вместе.

– Тоже кавалер?

– Бери выше, бантист!

– Ишь ты. Тогда понятно, как он в таком месте поселился. Швейцаром должно или ещё кем…

– Не знаю, господин городовой.

– И города тоже не знаешь?

– Как есть, не знаю!

– Тогда слушай. Ступай во-о-он туда. Там извозчики попроще стоят. К лихачам не суйся, у тебя на них всё одно не хватит. Сторгуй кого-нибудь вашего крестьянского звания. И смотри, больше двугривенного не давай!

– Благодарствую, – поклонился парень, и, подхватив свой мешок, бросился куда было указано.

– Вот тюха, – с усмешкой подкрутил ус полицейский. – А ещё кавалер!

Последовав совету, Шматов вскоре добрался до нужного ему адреса и с опаской вошел во двор. То, что простым людям в парадное лучше не соваться, потому как не про них этот вход, он уже знал. Чай, не совсем дурак. И тут же наткнулся на коренастого круглолицего татарина, чистившего снег деревянной лопатой.

– Тебе чего? – поинтересовался тот и, расплывшись в улыбке, отчего и без того узкие глаза превратились в щелочки.

– Мне бы товарища повидать, – робко спросил Федя. – Живет он здесь…

– Какого товарища?

– Графа…

– Что-то ты напутал, парень. Я в этом доме всех знаю, не живет тут графов. Подполковник есть. Колежский советник тоже есть. Купцы первой и второй гильдий. Опять же. Был, правда, барон, но помер года три назад, а вот графов с князьями нету.

– Ой, – чертыхнулся про себя Шматов. – Граф это прозвище, а фамилие его Будищев.

– Дмитрий Николаевич? – изумился татарин.

– Ага. Митька… в смысле Дмитрий.

– Эх ты, валенки! – покачал головой дворник и, отставив в сторону лопату, велел: – Ступай за мной, провожу.

Поднявшись на второй этаж, провожатый скинул варежку и ткнул заросший рыжими волосами палец в какую-то диковинную кнопку на стене. Раздалась резкая трель, отчего Федька вздрогнул и едва удержался от желания перекреститься. Обитая коричневой кожей дверь бесшумно отворилась и на пороге появилась какая-то очень красивая барышня.

– Что случилось, Ахмет?

– Да вот, Степанида Филипповна, человек господина Будищева спрашивает.

– Доброго здоровьичка, – поклонился Федор, стянув с головы треух.

– Здравствуйте. Только Дмитрия Николаевича теперь нет.

– Вот незадача, – огорчился Шматов. – А скоро ли будет?

– Не знаю. А вы по какому делу?

– Да повидаться хотел…

– Вы знакомы?

– Стеша, кто там? – спросила барышню подошедшая из глубины квартиры дама и, выглянув наружу, удивленно воскликнула: – Федя?

– Госпожа Берг, – расплылся в счастливой улыбке парень. – Так точно, я это.

– Вы его знаете? – уточнил всё ещё сомневающийся дворник.

– Ну, конечно! Это же Федя Шматов. Они вместе с Дмитрием Николаевичем служили в Болховском полку. Феденька, заходи! Только валенки свои отряхни веником, пожалуйста.

Заявившийся примерно через час Будищев, казалось, совсем не удивился появлению армейского приятеля.

– Здорово, дружище! – весело воскликнул он, крепко обнимая Федьку. – Ну что, не замордовали тебя на службе?

– Не-а, – улыбнулся во весь рот Шматов. – В Болгарии хорошо было, а как нас в Рассею вернули, так и срок мой вышел. Демобилизовали.

– Добро, коли так, – усмехнулся Дмитрий и, обернувшись к своим женщинам, спросил: – Красавицы, вы нас кормить сегодня будете? А то я устал как чёрт, да и замерз к тому же.

Напоминание, впрочем, оказалось излишним, поскольку Геся и Стеша уже суетились, накрывая круглый стол посреди гостиной. Завидев супницу, из которой доносился аромат щей, фаянсовые миски и мельхиоровые столовые приборы, Федька оробел и не знал, куда себя девать. Но гостеприимный хозяин, не обращая внимания на его стеснение, усадил однополчанина рядом с собой и тут же наполнил хрустальные рюмки водкой из запотевшего графинчика.

– Давайте за встречу!

Все, кроме Степаниды и Семёна, которым выпивка не полагалась по малолетству, дружно выпили.

– Хороша! – крякнул Будищев, и, заметив выразительный взгляд Геси, с хитрой улыбкой добавил: – Особенно с мороза.

– Это верно, – поддакнул порозовевший Шматов.

– Кушайте, пожалуйста, – налила ему полную тарелку Стеша и, вернув половник в супницу, присела рядом с усиленно работающим ложкой мальчишкой.

– Благодарствуйте, хозяюшка, – отозвался парень и принялся за еду.

Поскольку в доме Будищева все работали, приготовление пищи лежало на прислуге – улыбчивой вдове лет сорока пяти по имени Авдотья. Официально она числилась кухаркой, но вдобавок к заботам на кухне закупала продукты, убиралась в доме и вообще вела хозяйство. Иногда ей помогала Степанида, да и Гедвига Генриховна, бывало, баловала своих домашних тельной закуской из сельди или запеканкой [196] Русские названия форшмака и кугеля – традиционных блюд еврейской кухни. , но в основном та прекрасно справлялась сама, тем более что её хозяева были людьми непривередливыми.

– Знаменитые щи! Наваристые, – похвалил Федька с блаженной улыбкой.

– Это ты ещё солянки в исполнении нашей поварихи не пробовал, – заметил Дмитрий и пододвинул к приятелю рюмку, – давай вздрогнем, и расскажешь, как там наши?

– Слава богу, все живы, – начал обстоятельный рассказ Шматов. – Северьян Галеев на сверхсрочную остался, сказывали, уже в фельдфебели метит. Как чувствовал, что мы встретимся, велел кланяться. Степка Егоров, что артельщиком был, как и я, демобилизовался. Говорил, трактир откроет.

– Этот сможет. А офицеры?

– По-разному. Их благородие господина Гаупта перевели в штаб, Михау тоже куда-то черт унёс. А вот Всеволод Михайлович служат ещё.

– Это ты про Гаршина, что ли? [197] В этом варианте истории Гаршин не получил ранения и продолжает служить.

– Ага. Хороший офицер, с понятием. А вот господин Малышев в отставку подали.

– Понятно. А теперь расскажи, где ты шарахался до сих пор?

– Так домой в деревню отправился.

– И что там?

– Худо, – не стал скрывать Фёдор. – Мамка ещё прошлой зимой померла. Один я остался. Избенка без пригляду совсем худая стала, скотину мир разобрал, так что хозяйства почитай, что и нету. Я сперва на заработки подался в Рыбинск. А уж там барчука нашего встретил.