Иван Оченков - Стрелок: Путь на Балканы. Путь в террор. Путь в Туркестан [сборник litres]

– У нас в морском корпусе эдакой красоты не было.

– Кто на что учился, Константин Дмитриевич, – пожал плечами новоиспеченный юнкер флота.

– Ладно, обустраивайтесь пока, – посерьезнел лейтенант. – А после обеда жду вас в минных классах.

– Слушаюсь, ваше благородие! – на этот раз строго по уставу ответил вытянувшийся Будищев.

– Вольно!

Дождавшись ухода офицера, Дмитрий окинул насмешливым взором опасливо косящихся на него «молодых» и без особого интереса в голосе спросил:

– Ярославские есть?

Увы, земляков среди новобранцев не оказалось. Были костромичи, рязанцы, москвичи, уроженцы Полтавской и Харьковской губерний, а также из иных мест.

– Ну и ладно, – махнул он рукой. – Мне без разницы.

Выбрав себе место, на случай объявления казарменного положения, Дмитрий развернулся и, не прощаясь, направился к выходу. Нужно было ещё обустроиться на квартире, поскольку жить здесь он не собирался.

Заметив уходящего юнкера, старослужащие понимающе переглянулись, но комментировать не стали. Всё ж таки он – будущий офицер, и им не ровня, а если окажется злопамятным, то неприятностей не оберешься. Но тот неожиданно подошел к ним сам.

– Нечипоренко, ты, видать, разбогател, что не здороваешься? – насмешливо поинтересовался он у унтера.

– Не сподобил Господь покуда, господин кондуктор, – насторожился тот.

– Забыл, как на Дунае вместе турка подорвали?

– Погоди-ка, – округлил глаза моряк. – Так вы тот пехоцкий…

– Был в пехоте, стал во флоте, – парировал Дмитрий.

– И бантист к тому же…

– Так война. Стреляли кругом.

– Стреляете вы ловко, – согласился Нечипоренко и, повернувшись к приятелям, пояснил: – Помните, я вам рассказывал? Вот это и есть тот самый пехоцкий, что мину нам починил, а потом с винтовки по башибузукам палил!

– Ну, здорово, что ли?

– Здравия желаю!

– А на флот каким побытом попали? – поинтересовался, блеснув золотым зубом, худощавый матрос первой статьи, с озорным взглядом.

– Гальванёром, – пояснил Дмитрий. – Буду в минных классах преподавать да оборудование налаживать. Но, если честно, я первый день служу.

– Большое дело! – уважительно хмыкнул матрос. – Эдак, глядишь, года не пройдет, как гальюном [225] Гальюн – уборная на корабле. заведовать станете.

– Нет, зёма, – ухмыльнулся на подначку Будищев. – Если понадобится дерьмо разгребать, я тебя позову.

Ответом ему был громкий смех собравшихся, причем сам шутник хохотал громче всех. Сообразив, что юнкер хоть и новичок, но на мякине его не проведешь, моряки сразу же прониклись к нему уважением. К тому же полный бант георгиевских крестов явно указывал, что их обладатель человек не робкого десятка и цену себе знает. К тому же не заносчив, нижних чинов не сторонится, несмотря на то, что сам – будущий офицер.

Самого же Дмитрия неуклюжая попытка приколоться только позабавила. Морским жаргоном бывшего учащегося Рыбинского речного училища удивить было трудно, а сам он, в случае надобности, придумал бы что-нибудь позаковыристей… Хотя один раз уже придумал. На спор. На третьем курсе, перед самой практикой. Правда, смеялись тогда все, а отчислили, со всеми вытекающими последствиями, только его.

Вообще, армию, службу, дисциплину и тому подобные «радости жизни» он всегда недолюбливал, но злодейка-судьба настойчиво пихала его в спину. Срочную, можно сказать, дважды отслужил, причем оба раза на войне. Теперь вот снова по доброй воле шею в хомут сунул. Может быть, хоть в этот раз без горячих точек обойдется?

Обязанности в минном классе у него и впрямь были не очень обременительными. Обучал он в основном нижних чинов, делая упор на практику. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что многие господа-офицеры с интересом посещали его занятия, несмотря на то, что у тех были свои учителя с чинами и учеными степенями. Вероятно, молодых людей привлекала его слава изобретателя, а может, им было интересно послушать острого на язык юнкера, чтобы потом блеснуть среди однокашников каким-нибудь особенно ярким перлом.

– Ну что ты хватаешься, Карпов! – распекал он молодого матроса, под сдержанные смешки класса. – Опытный гальванёр даже жену сразу за обе груди не берёт, а ты…

– Виноват, господин юнкер, – сконфуженно бормотал тот. – Вдарило так, что ажно искры из глаз посыпались…

– Сила искр из глаз прямо пропорциональна току, прошедшему сквозь электрика, и обратно пропорциональна количеству алкоголя в его крови… вы на хрена это записываете?

– Братцы, – в другой раз поучал он своих учеников гнусавым басом. – Поскольку в Писании ясно сказано «не убий», не надо включать рубильник не тобой выключенный. А если выключил сам, то будь добр, повесь на него табличку или хоть тряпку какую, дабы не вводить ближнего в искушение!

– Вам бы попом быть…

– Я хоть и не батюшка, но епитимию наложу, не возрадуетесь, сукины дети!

Иногда офицеры сами задавали вопросы:

– Дмитрий Николаевич, а как определить неисправность?

– Неисправности в гальванике, господин мичман, бывают двух видов: отсутствие контакта там, где он должен быть, и наличие там, где он совершенно не нужен!

– И как же отличить одну от другой?

– А вот об этом мы узнаем на следующем занятии.

– Вы в прошлый раз тоже так говорили.

– Не волнуйтесь, завтра я придумаю новую отговорку.

После занятий он возвращался к себе на Купеческую улицу, где снимал комнату с полным пансионом у Елизаветы Петровны Барской – бодрой ещё старушенции лет шестидесяти на вид. Сия почтенная дама была вдовой капитана первого ранга, пенсию получала самую незначительную, и чтобы свести концы с концами, сдавала комнаты в наем молодым офицерам. Одним из соседей его был инженер-механик Павел Сутолмин – человек весьма серьезный, много занимавшийся самообразованием, а также посещавший разные собрания, где неравнодушные люди обсуждали судьбы отечества. Иногда он пытался увлечь за собой Будищева, но тот не проявил интереса к подобному времяпрепровождению.

– Знаешь, Паша, – без обиняков заявил ему Дмитрий после первого такого визита. – Про «страдания народа» я больше вас всех вместе взятых знаю. А ещё знаю, что ни черта хорошего из этого не выйдет. Поэтому, извини, но дальше без меня.

– Что же, как знаешь, – кивнул Сутолмин. – Многие боятся выступить против тирании.

– Не надо разводить меня на слабо, – усмехнулся юнкер, многозначительно потрогав кресты на груди.

– Прости, пожалуйста, – смешался сосед. – Я вовсе не хотел тебя оскорбить. Просто…

– Не парься. Меня трудно обидеть, а ещё труднее убежать после этого.

– О, ты уже шутишь, значит, всё в порядке. Но, надеюсь, мне нет нужды говорить, что все, о чем ты узнал на нашем собрании, должно остаться в тайне?