Михаил Злобин - Медиум [litres]

– Очень эмоционально, Штырь, я проникся. Без шуток. – Голос Хана не изменился ни на йоту, он оставался все таким же мертвенно-спокойным и невозмутимым. – Одна только неточность. С тобой и твоими джентльменами последнее время не то чтобы считаются, а как бы помягче сказать, больше потешаются. А я надеюсь, ты осознаешь, что твой позор пятнает не тебя одного, но и нашу скромную организацию?

Штырёв заскрипел зубами, но с ходу не сумел придумать достойного ответа на такое издевательское, но все же справедливое замечание.

– Вижу, понимаешь, Штырь. Так что сроку тебе даю до воскресенья. Если за эти несколько дней не сумеешь прикончить нашего неуловимого медиума, то я подключу к этому делу всех остальных. И, можешь уже начинать на меня злиться, тайны из твоего фееричного провала я делать не буду. После такого ты потеряешь даже ту видимость уважения, что имеешь сейчас. И тогда мы снова вернемся к вопросу о твоей отставке, потому что я не позволю тебе больше осквернять своей недееспособностью мою организацию. Жду новостей, всего хорошего.

И Хан положил трубку. Он был настолько серьезен, что даже в кои-то веки снял свою извечную маску равного партнера, которую поддерживал всегда и везде. Он прямо назвал «десятку» своей, давая понять, что все то множество слухов о нем и воровской гильдии Москвы вовсе не беспочвенные. В другое время Игнат Альбертович сильно заинтересовался бы таким откровением, но сейчас его мысли были заняты совсем другими вопросами.

И вот теперь Штырёв снова сидел, глядя в одну точку, и вливал в себя в непомерных количествах дорогущий алкоголь, пытаясь привести мысли хотя бы в подобие порядка. Кто бы мог подумать, что тупой поступок Борова может поставить под удар дело всей его жизни…

Тут снова зазвонил телефон, на экране которого высветилось имя Бориса. Вспомнишь говно, оно и всплыло, что называется.

Штырь ответил больше на автомате, чем от необходимости, но услышав, о чем говорит его человек, сразу принял стойку, как охотничья собака, учуявшая дичь.

– Шеф! – Взволнованный голос Дерзюка говорил сам за себя, у того явно что-то произошло. – Новости! Есть новости про Секирина!

– Давай выкладывай, что там у тебя!

– Не по телефону, шеф. Куда мне подъехать?

– Черт бы тебя задрал! Ко мне езжай, я в офисе! У тебя десять минут!

– Понял! Сейчас буду!

Вызов прервался. Штырь с отвращением посмотрел на недопитый стакан в своей руке и со злостью запустил его в стену, где он разлетелся сотней осколков, оставив на дорогой деревянной панели глубокую вмятину.

Рано еще его списывать со счетов, Штырь еще повоюет. Сперва он разберется с этой занозой Секириным, а потом уже спросит с Хана за его сегодняшние слова. Как бы ни был он силен и влиятелен, но подобного отношения Штырёв не собирается спускать никому. И кто знает, может быть, после этого у «золотой десятки» появится новый глава?

Отбросив сладкие мысли о возмездии, Игнат Альбертович начал мерить свой огромный кабинет шагами. Если Борис сможет дать наводку на исчезнувшего Секирина, то Штырь простит ему абсолютно все прегрешения, в том числе и то, что вся эта каша с непонятным экстрасенсом по его вине и закрутилась.

Но почему-то чертов Боров не очень-то спешил. Уже давно истекли отмеренные ему десять минут, и Штырь уже было собирался позвонить ему, чтоб поторопить, когда запищал селектор на столе.

– Да?! – Штырь бросился к телефону, будто от скорости его ответа зависела жизнь.

– Игнат Альбертович, – в динамике зазвучал голос его неизменной помощницы Жанны, которую он периодически валял в своем кабинете в разных позах, – тут Борис к вам пытается очень настойчиво попасть, но вы просили вас не бесп…

– ВПУСТИ ЕГО, ОВЦА! БЫСТРО!

– Конечно, Игнат Альбертович… – пискнула испуганно молодая секретарша и прервала связь.

Буквально через минуту в кабинет ввалился взбудораженный Боров. Он тяжело дышал, словно преодолел бегом половину Москвы.

– Секирин, шеф! Он живой!

– Мать твою, Борис! – Авторитет возбужденно замахал руками. – Скажи мне то, чего я еще не знаю!

– Я видел его! – выпалил Дерзюк, чем поверг Штырёва в настоящий шок.

– Что-о-о?!!

– Да, я видел его, он сам меня нашел!

– Для чего? Что он хотел от тебя?! – Штырь серьезно разволновался, начав испытывать какой-то необъяснимый дискомфорт. Почему-то стало очень тревожно, будто перед оглашением приговора.

– Он хотел, чтобы я передал сообщение.

– Ты чё, сука, упоролся?! – завопил Игнат Альбертович, окончательно выходя из себя. – Ты почему не грохнул его?! Твою мать, какое еще, в задницу, сообщение?!

– Вот это…

Борис выхватил из-за пазухи свой «макарыч» и наставил ствол на своего босса.

– Боренька, ты что, совсем ох… – Штырь не успел договорить, потому что пистолет в руках Дерзюка дернулся, выплевывая искры и раскаленные пороховые газы. Пуля ударила прямо в грудь, отчего авторитет судорожно прижал к месту ранения руки и рухнул на пол, пятная красным только недавно вернувшийся из химчистки ковер.

– А-а-а-х-х-р-р… – Штырёв захрипел, выплевывая кровь из пробитого легкого и корчась на толстом ворсе, – что за… Б… Бор-ис… какого хрена ты твори… – Но грохот выстрела снова прервал его на полуслове. На правом виске авторитета появилась аккуратная дырочка, а позади его головы расплескалось буро-красное месиво.

Прибежавшая на звуки выстрелов братва застала в кабинете совсем уж неприглядную картину. На полу, раскидав содержимое черепной коробки, в совершенно жалкой позе лежал их босс, а над ним возвышался Боров, один из его приближенных, почти что правая рука. Тот, с кем Штырь вышел из пекла девяностых и кого всегда держал возле себя.

Заметив пистолет в его руке, бандиты мигом повытаскивали свое оружие и попрятались за углами, не рискуя соваться в кабинет.

– Боря, чё за х…я?! Это ты босса кончил, муфлон?! Бросай ствол, а не то мы тебя тут положим!

– Ничего ты, шнырь, мне не сделаешь.

– С хрена ли?!

– Не успеешь.

Дерзюк приставил «макарыч» себе к подбородку и под десятком шокированных взглядов без лишних слов нажал на спусковой крючок.

Вылетевший из него фонтан крови и мозгов достал аж до самого потолка, забрызгав изысканную лепнину густыми красными ошметками. Глухо стукнули облепленные волосами осколки черепа по деревянной столешнице, и грохнулась на пол неподвижная здоровенная туша. В кабинете московского авторитета наступила почти абсолютная тишина.

– Я сделал, как ты хотел. Теперь я могу уйти?

– Можешь. Покойся с миром.

Связь разорвалась, и я открыл глаза, сидя на кухне одной из своих конспиративных квартир. По мне тайфуном прошлись ощущения последних мгновений пародии на жизнь, которые испытал труп Борова, находясь под моим контролем. На автомате я потрогал свою голову, убедился, что в ней нет непредусмотренных природой отверстий, и только после этого позволил себе немного расслабиться.