Михаил Злобин - Медиум [litres]

– Я знаю, Сергей, знаю, извини. – Похоже, смерть матери нанесла очень сильный удар по девушке. Такой покладистой я редко когда ее видел. – Но именно поэтому и я умолчала о папе, потому что он тоже очень сильно переживает и хочет перемолвиться с мамой хоть одним словом…

– Стрельцова, ты прекрасно знаешь мое отношение к недомолвкам. И все равно решила со мной поиграть?

В ответ девушка только смущенно молчала, однако я не ощутил от нее даже слабого отголоска раскаяния. Будь у нее возможность повернуть время вспять, она бы поступила точно так же, потому что считала себя правой. Я уже было собрался развернуться и уйти, когда она вдруг взяла меня за руку и прошептала одними губами:

– Я прошу, Серёж… не уходи…

И несмотря на всю мою злость, несмотря на все отношение к Стрельцову, на все мое поганое настроение, во мне не нашлось сил отказать ей. Как минимум я обязан был ей отплатить за ту жертву, что она принесла, спасая меня от своего же отца.

– Хорошо… веди.

И вся наша процессия двинулась в сторону разномастных оградок, памятников и могил. Проходя по кладбищу, я заметил, что стал ощущать погребенных здесь мертвых. Та часть моего дара, которая помогала читать эмоции живых, теперь схожим образом реагировала и на мертвецов. Из-за этого заурядная прогулка по погосту для меня превращалась в весьма нервное мероприятие.

Я чувствовал, будто в мою сторону обращены тысячи и тысячи пустых мертвых глазниц. В основном в этих незримых взглядах преобладали безразличие, злоба и тоска, что в очередной раз мне дало понять, что в смерти мало есть чего хорошего.

Но некоторые смотрели на меня выжидающе, словно ждали, будто я отвечу на какие-то вопросы, волнующие их даже в посмертии. И совсем редки были те, кто смотрел на меня в безмолвной мольбе, прося не проходить мимо, а обратиться к ним. Это было странно и жутко. Настолько жутко, что мой сердечный ритм стал выбивать неровную чечетку, бросая тело то в жар, то в холод.

Чтобы скрыть свое состояние, я поглубже натянул капюшон олимпийки на лицо, закрывая глаза настолько, чтоб видеть одну только землю и шагающие впереди меня начищенные ботинки Стрельцова. Он, кстати, после моей небольшой вспышки больше не пытался отпускать никаких комментариев в мой адрес, вообще всячески делал вид, что меня тут нет.

Наконец, спустя десяток минут (интересно, сколько стоит земля на кладбище так близко от центрального входа?) мы подошли к двухметровой черной гранитной стеле, которая стояла на специальном плоском постаменте, что уберегал памятник от последствий оседания земли. На этой стеле было выгравировано изображение красивой женщины, стоящей в полный рост на фоне Петергофа. А может, и Эрмитажа, мне в Питере бывать не приходилось, так что я не совсем ориентируюсь в тамошних достопримечательностях. Женщина кокетливо улыбалась, держа в руках маленький клатч, а под гравировкой скромно значились имя и годы жизни. Всю же остальную поверхность памятника занимала длинная эпитафия, расписанная витиеватым курсивом с настолько затейливыми вензелями, что их даже читать было трудно.

Попросив отойти всех на пару метров, я присел прямо над могилой, опуская руку на землю, но заметив, что Стрельцов даже не подумал шевелиться, повернулся к нему.

– Я что, неясно выразился?

Тот в ответ только фыркнул.

– Я буду стоять там, где посчитаю нужным.

Эх, я бы и рад был махнуть на упрямого козла рукой, оставив его стоять там, где ему приспичило, но не мог. Такой расклад меня не устраивал не из-за природной вредности, а потому что во время пробуждения мертвых случается разное. Сила вообще с трудом проходит сквозь преграды, так что на то, чтобы направить достаточное ее количество через двухметровый слой земли, потребуется очень много усилий. При таких условиях контролировать ее напор совсем непросто, и для собственной безопасности в этот момент лучше никому со мной рядом не находиться. Особенно после того, как вырос мой внутренний запас энергии.

А кроме того, из-за сложностей с контролем Силы нередко получалось и так, что я выпускал ее слишком много. И из-за излишков энергии мертвые начинали царапать свои крышки гроба с такой силой, что звуки доносились даже до поверхности. Как вы понимаете, мне совсем не нужно, чтобы кто-то стоял в этот момент рядом и слышал всю эту мертвецкую возню.

– Нет, ты отойдешь на два метра, – твердо посмотрел я ему в глаза, с трудом подавляя желание плеснуть ему в лицо облаком черного тумана, чтобы он вообще испарился, убегая в страхе, – или я просто развернусь и уйду отсюда.

Стрельцов сверкнул гневным взглядом, но снова не сдвинулся с места.

– Папа, – подключилась Вика, осторожно беря его за руку, – пожалуйста…

Полыхнув целым спектром эмоций от упрямства до раздражения, он все-таки отошел вместе с дочерью и встал чуть позади нее, обняв за плечи. А я успел уловить во время этого перепада эмоций тот короткий миг, когда внутри Стрельцова промелькнуло глубоко запрятанное горе и мрачное сожаление. Надо же, даже не думал, что этот человек способен на такие чувства. Тот, кто готов отдать свою дочь ради каких-то… ладно, не нужно об этом сейчас вспоминать, только настрой собью себе весь.

Когда место для работы освободилось, я продолжил. Выпуская Силу, я не мог не отметить, что манипуляции с ней мне давались куда легче, чем раньше. И ее поток был более стабильным и не таким прерывистым, да даже ощущалась она иначе. Да она даже сквозь почву проходила гораздо легче, нежели раньше. Вот только…

– Это что, какая-то шутка? – Я поднялся, отряхивая ладони от налипшей земли, и вперил угрюмый взгляд в Викторию, требуя объяснений.

– Что? В смысле? Ты о чем? – Она искренне недоумевала, о чем я говорю, тогда я перевел взгляд на Стрельцова, и я понял, что она не в курсе.

– Может, тогда ты, Михаил, хочешь мне что-то рассказать?

– Ты мне «потыкай» еще тут! – возмутился олигарх. – Какого хрена ты вообще здесь устроил? Ты работать будешь или как?!

Несмотря на все свое отношение ко мне, сомнений в моих способностях Михаил не выказывал. В его окружении достаточно людей, кто пользовался моими услугами и отзывался именно как о настоящем медиуме, а не шарлатане. А слова на ветер на таком высоком уровне мало кто бросает. По крайней мере, не по подобному поводу. Но, как и его дочь, Стрельцов тоже не понимал, о чем я говорю.

– Что ж, – я отошел от могилы к ожидавшим меня людям, – я не хотел бы никого из здесь присутствующих шокировать, но ТАМ, – указал пальцем себе за спину, – никто не похоронен.

Эффект от этих слов был подобен взорвавшейся бомбе. Даже вечно невозмутимые семейные охранники о чем-то оживленно между собой загомонили.

– Ч-ч-чего-о-о?! – Стрельцов с раскрасневшимся лицом бросился ко мне, пытаясь взять за грудки, но я легко увернулся и чувствительно шлепнул ему по рукам. – Что ты такое говоришь?! Да я сам лично гроб закрывал, крыса ты кладбищенская!