Виктор Гутеев - Тим

— Смерть, — выкрикнул кто-то из пехотинцев, — смерть, — крикнул он ещё раз, — смерть, — нестройно подхватили несколько человек, — смерть, смерть, смерть, — уже громыхал под сводами призыв к массовому убийству.

— Да, — заразившись общим запалом, кричал старпом, — мы пойдём на их корабли и убьём их всех, — поддавал он жара, — мы будем пить их жизнь и купаться в их боли. Но прежде мы должны вымести Сурийцев из нашего собственного дома. Они уже знают, что проиграли битву, и сейчас, всё отродье, что высадилось к нам на борт, в спешном порядке отходит к челнокам. Идите и не дайте им уйти.

— Салима, ты как? — поинтересовался сержант, перекрикивая гул голосов и шарканье подошв устремившихся прочь с палубы солдат.

Только сейчас Тим заметил, что Салима сидит на рифлёном полу, привалившись спиной к борту. В глаза бросились покусанные губы и нездоровая бледность.

— Нормально, — скривила девушка губы, — рёбра, по-моему, сломаны, но это поправимо, — выдернула она из разгрузки баллон возбудителя.

— Ты и Вирон, на месте, — распорядился Скарт, — ждёте медицину, остальные за мной.

На опустевшей палубе остались несколько лежачих раненых, Салима и топтавшийся на месте, недоумевающий Тим.

— Мне-то зачем медик?

К собственному удивлению возмутился Тим. Взвинченные до предела нервы и дозы транквилизатора требовали продолжения. Злость, азарт, пьянящее чувство победы гнали туда, вперёд, со всеми. Не понимая, почему сержант приказал остаться, Тим вполголоса клял его всеми недобрыми словами.

— Сам себя править будешь? — услышав его бормотание, спросила Салима.

— Да нечего мне править.

— Уверен? — указала она взглядом на ногу.

Только сейчас Тим увидел, что ткань скафандра сморщилась и имеет разрез. Сразу вспомнил, что именно бедро правой ноги кольнуло после взрыва ракеты в тех. помещении.

— Хал, — выругался он, чувствуя, как бедро наливается болью, — я и не заметил, — потянулся он за баллоном.

— Бывает, — хлопнув рядом с собой ладонью по полу, Салима дождалась, когда он усядется, и усмехнулась, — в горячке я своё первое ранение тоже не сразу заметила.

— Даже больно не было.

— Действие транквилизатора.

— Хорошая штука, — вертя перед глазами баллончик, заявил Тим.

— Хорошая, — опять усмехнулась Салима, — минус лет десять жизни, а так ничего, помогает.

— Лет десять, — воскликнул Тим, — в смысле?

— Насчёт десяти я маханула, но приблизительно так. Нет препаратов, которые могут дать сил, удовольствия и при этом нести пользу. По факту, транквилизатор ничего не даёт, а напротив, стимулирует откачку ресурсов из организма. Запомни это и никогда не злоупотребляй этой дрянью. Лишь в самых крайних случаях.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Мы в одном гурте, — пожала она плечами, — должны заботиться друг о друге.

Слова Салимы Тиму понравились. Зная, что значит поддержка, он остро чувствовал здесь её отсутствие.

— Ты говорила, что мне здесь никто не поможет, а на перекрёстке сержант наоборот меня вытащил. Почему?

— Отсюда послушаю.

Рассказал.

— Интересно, — сказала она.

Какое-то время слушали тишину.

— Запомни, что я тебе скажу, — вернулась Салима к разговору, — Скарт, впрочем, как и все здесь, ничего не делает просто так. Сержант в этот проход полез бы за любым из нас, точно так же, как любой из нас полез бы туда за ним. Наши законы обязывают ни при каких обстоятельствах своих не бросать. Но ты пока не сделал ничего, чтобы кто-то рисковал ради тебя жизнью. Сержант рискнул, спокойно мог бросить, и ему не сказали бы слова, но он рискнул и сделал это отнюдь неспроста, уж ты мне поверь.

Её слова не стали откровением. Тим ещё на пути сюда задался этим вопросом и пришёл к тем же, что и Салима, выводам. Судьба в очередной раз зашвырнула в незнакомые свои области, в которых лишь предстояло освоиться и разобраться.

Утешало одно. Первые недели рабства, когда его выдернули из привычного, сложенного годами, опасного, но всё же предсказуемого мирка и бросили в незнакомую враждебную пучину, он смог выжить. Уцелеть, приспособиться и протянуть два с лишним года.

Ситуация повторилась. Сегодня он вполз на более высокую ступень пока непонятного, пугающего социума. Он уже не грязь, не невольник, он воин, сегодня он выше многих в этом обществе, вот только нынешний статус совсем не способствует продолжительной жизни.

«Буду стараться, — с каким-то остервенением, стиснув зубы, думал Тим, — буду учиться, буду слушать, читать и смотреть, буду делать всё, чтоб освоиться в новом для себя качестве».

Глава 7

От мыслей оторвали медики. Появившись на палубе, мужчины и женщины медицинской службы взялись за работу. Раненых было немного, в основном лежачие, и первое внимание медики уделили им. Когда очередь дошла до Салимы, Тим помог ей снять защиту и лечь на каталку. Проводив Салиму, отдал себя в руки уже знакомого лекаря.

— Опять ты? — признав Тима, воскликнул лекарь, — наши встречи становятся какой-то закономерностью. Как служба, гадёныш?

— Не очень, — вторя его шутливому тону, признался Тим, — ничего не знаю, ничего не умею, но постоянно что—то делаю.

— По шее отхватишь — научишься — приободрил лекарь, с трудом вскрывая ткань костюма, — честно говоря, сомневался, что протянешь так долго. Как, кстати, впечатления?

— Мало что понял, — немного подумав, ответил Тим, — но было страшно.

— Привыкнешь. Тем более, есть с чем сравнивать. Ты на собственной шкуре познал самую жестокую сторону нашего быта. Смерть же пехотинца, как правило, быстра и безболезненна. В твоём случае самое страшное, можно сказать, позади. Конечно, при условии, что не сдашь себя в плен.

— Не сдам, — заверил Тим.

Рана оказалась плёвой, обломок металла величиной с полногтя вскоре звякнул о железный пол. Даже на Вироне она считалась бы царапиной, но из уст лекаря Тим узнал, что болячка гордо зовётся ранением, а его обладатель премируется из корабельной казны.

— Вот и всё, — заклеив рубец стерильной повязкой, сообщил лекарь, — в бой можно хоть сейчас, хотя на пару дней могу определить в боксы. Отлежишься, в себя придёшь. Что рана — не рана, никому не скажу.

— А вам это зачем?

— Я — лекарь, раны — моя работа.

— Вы, верно, забыли, кем я был, там такие раны, и царапиной-то не...

— Не имеет значения, кем ты был, — перебил он, — значение имеет, кто ты сейчас. На тебе наша форма, это значит, ты свой, и я предлагаю тебе отдых.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Тим, — но только что прошёл сигнал сбора, и я, наверное, пойду туда.

Приклеив на разрез костюма входящую в аварийный комплект пехотинца латку, направился вслед за своими.

— Эй, гадёныш, — окликнул лекарь, едва успел направиться к выходу, — тебя как звать-то?