Александр Быченин - Э(П)РОН-5

— Да ты не Завьялов больше! — возмущённо заорал Эдмунд. — Ты никто и звать тебя никак!

— Кровь важнее условностей! — прервал его распорядитель. — Алекс Заварзин есть урождённый Александр Фёдорович Завьялов, а потому претензии его справедливы! Отказ от социального положения и имени подразумевает отказ от наследования, но не от родственных уз!

— Чёрт, — буркнул Антон, опустив взгляд. — Это неправильно…

Машка, до того таращившаяся на меня, как на идиота, вдруг молча взяла благоверного за руку и крепко её сжала, вынудив того заткнуться, и едва заметно мне кивнула, мол, делай, как считаешь нужным.

И я не замедлил воспользоваться предоставленной возможностью:

— Обида Антону Спиридонову и Марии Завьяловой нанесена равнозначная, но у Марии, как лица женского пола, преимущественное право на защиту чести и достоинства! А посему… — Я повернулся к Горовцеву, и, глядя тому прямо в глаза, во всеуслышание объявил: — Эдмунд Горовцев, вы подлец и подонок! Я требую у вас сатисфакции за обиду, нанесённую Марии Завьяловой! Извинения не принимаются, обида может быть смыта только кровью. Здесь и сейчас! Выбирайте оружие!

— Да пошёл ты! — возмутился Эдик, причём вполне искренне. И ткнул пальцем в Антона: — У меня претензии к этому трусишке! И разбираться я буду с ним! А ты подождёшь своей очереди, безродная шваль!

— Что ж… пусть я и безродная шваль… теперь, — уточнил я, продолжая буравить Горовцева взглядом. — Но и в моём текущем статусе есть своя прелесть. Например, мне не зазорно выступить в качестве замены оскорблённого лица, сиречь Антона Спиридонова, поскольку он имеет на то право, оговорённое в Уложении. Антон незаконнорождённый и пока ещё бездетный, поэтому является единственным представителем ветви Спиридоновых-Евсеевых, и в случае его смерти ветвь прервётся, что недопустимо.

— Э-э-э… — начал было Антоха, но умница Машка снова его заткнула, предоставив распорядителю возможность подтвердить мою правоту.

— Слова Алексея Заварзина, урождённого Александра Фёдоровича Завьялова, есть истинная правда! — возвестил тот. — Есть ли возражения со стороны иных родственников?

— Пусть заменяет, — поддержал меня дядя Герман. — И я уступаю своему племяннику, Александру Завьялову, право отстоять честь и достоинство моей племянницы, Марии Завьяловой.

Оба старших Спиридонова промолчали, а действующий глава, старый Юрий Семёнович, успевший к тому времени присоединиться к нашей честной компании, ожёг своих сыновей тяжёлым взглядом и торжественно объявил:

— Да будет так!

— Антон Спиридонов, доверяете ли вы Алексею Заварзину, урождённому Александру Фёдоровичу Завьялову, защиту вашей чести и достоинства, а также чести и достоинства вашей невесты, Марии Завьяловой?

— Э-э-э… — Антоха по-детски беспомощно уставился на меня, и я ему подмигнул, совсем как Геннадий Спиридонов мне недавно. — Ладно, я согласен.

Ф-фух!.. Ну, наконец-то! Вот сколько можно было телиться?!

— Выбирайте оружие, господин Горовцев! — переключился я на будущего соперника. И на всякий случай повторил условия: — Здесь и сейчас, бой до смерти. Примирение невозможно.

Да, жёстко, и даже жестоко. Но он свой шанс упустил, предельно ясно дав понять, что намерен как минимум попытаться убить Антона. Плюс сугубая рациональность: прими я сейчас его извинения и отпусти с миром, что помешает ему нанести оскорбление повторно, сразу после окончания официальной части церемонии? Особенно если он получит соответствующее указание от нанимателя? Ведь если это Геннадий Спиридонов, то такое развитие событий весьма вероятно — тогда уже точно приданое никуда из его рук не уплывёт. А на мнение Олега ему, как видно, плевать. Или просто имеет мощный рычаг давления на братца. Так что прости, Эдик, но ты сам нарвался.

— К чему что-то менять? — усмехнулся, приняв решение, Горовцев. — Условия те же: бой без оружия, насмерть.

— Прошу назвать ваших секундантов, господа! — перешёл к следующему этапу распорядитель. — Если у вас таковых не имеется, прошу воспользоваться услугами присутствующих здесь аристократов.

— Завьялов Герман Романович, — не задумываясь, назвал я имя.

— Принимается, — кивнул распорядитель. — Сударь?

— У меня нет кандидатуры, — помотал головой Горовцев.

— Желает ли кто-то из присутствующих выступить в качестве секунданта вызванного? — обратился распорядитель к залу.

Некоторое время в холле царила напряжённая тишина, потом из задних рядов кто-то протиснулся и встал рядом с Эдмундом, порядочно удивив окружающих. Впрочем, удивление в разы усилилось, когда выяснилось, что секундантом оказался Альберт Горовцев — красный ликом и с трудом сдерживающий злость. И как незамедлительно выяснилось, злился он на непутёвого сынка и крайне сомнительную ситуацию в целом, а не на Антона с Машкой. Прямо так и заявил кровиночке:

— Что ж ты за человек-то такой?! До своих лет дожил, но даже приятелями не обзавёлся, не то, что друзьями!

— Отец! Давай не сейчас! — вякнул Эдик.

— Отец? Ну-ну! Хоть уйдёшь по-человечески!

— Спасибо, что в меня веришь! — по-змеиному ухмыльнулся Эдмунд, и во взгляде его мелькнула чистая и незамутненная ненависть. — Я готов! Давайте начинать!

— Одну минуту, сударь! — Распорядитель, используя посох как своеобразный переносной барьер, совершил «круг почёта», заставив толпу расступиться и освободить довольно большое пространство вокруг виновников торжества, а затем подал знак лакеям, которые столь же оперативно отодвинули мешающие предстоящему «веселью» столы. — Господа, прошу избавиться от лишней одежды и предметов, способных помешать схватке.

Ну да, точно. Бой без оружия, а значит, надо удостовериться, что никто ничего не припас на крайний случай. Вот только на мой счёт распорядитель однозначно ошибся — в строгом, пусть и шикарном, костюме «от Соломона Львовича» места закладкам не нашлось. Даже с любимым тычковым ножом пришлось расстаться. Тем не менее, спорить я не стал и послушно избавился сначала от пиджака, который передал дяде Герману, а затем и от ненавистного галстука. Рубашку оставил, разве что расстегнул ворот и закатал рукава, сплавив драгоценные запонки секунданту. И знаете что? Даже задышалось как-то свободнее, что ли. Мелькнула было мысль разуться, но классические дерби сидели как влитые, не вызывая дискомфорта, да и ранты подошв сами по себе могли послужить дополнительным поражающим фактором. Плюс мой оппонент даже не думал избавляться от обуви, а получить в пылу драки по голым пальцам каблуком то ещё удовольствие. Так что пусть их. Главное, брюки не порвать, но и эта неприятность изделию старого еврея не грозила. Чёрт, не о том думаю…