Дмитрий Силлов - Закон Хармонта [= Никто не уйдёт] [litres]

Но сейчас Рэда будто кто в шею подталкивал, словно спинным мозгом чувствовал он беспокойство, возрастающее с каждой секундой. Кстати, то же самое и остальных коснулось. Эйфория победы улетучилась враз, каждый стал собранным и сосредоточенным, даже Карлик со своими карманами, набитыми артефактами. Никто слова не сказал, но все вдруг стали действовать будто по сценарию. Шухарт протянул обе руки вперед, и все, без разговоров, ссыпали ему в ладони гайки, болты и стреляные гильзы, которых у каждого нормального сталкера всегда запас имеется. Он первым опасность почуял, ему и идти первым. Не «отмычкой», а именно – первым. Которому в случае удачного прохода полагается четверть добычи, а также заслуженный почет и уважение в качестве приятного бонуса.

И Рэдрик пошел, насколько возможно быстро, расчетливо, лишь в самом крайнем случае швыряя гайки и гильзы в подозрительные места. Следом за ним, ступая след в след, потянулись остальные.

Скоростной проход по опасному участку, пусть даже знакомому, сродни путешествию по канату без страховки. Вроде вот она, веревка, под ногами, и видно ее хорошо, и до конечной точки рукой подать. И арена внизу размытым пятном, вроде как и не особо опасная, если не приглядываться. А приглядишься, и всё. Шансы сорваться вниз увеличиваются в разы, так как борьба с инстинктом самосохранения – это всегда битва со своими дрожащими конечностями, со страхом смерти, который, сволочь, всегда нас к ней подталкивает хуже врага распоследнего.

Рэд и не приглядывался. И даже не раздумывал особо. Некогда думать, когда в подсознании тревожно мигает отчетливый сигнал тревоги. Это новички в таких ситуациях мозгами и конечностями ворочают бестолково и гибнут потому, что только и надеются на мозги и конечности. А опытный сталкер в минуту опасности на свои инстинкты полагается, честно заработанные в Зоне. Вытащенные этой самой Зоной из глубины памяти поколений, в огненных аномалиях закаленные, соленым потом пропитанные. Только на них, потому что когда наваливается на тебя неведомое, ничто перед ним твой жалкий разум и хилые мускулы. А вот на инстинктах, которые нашим пещерным предкам выжить помогли, можно выбраться из такого дерьма, что сам потом, придя в себя, долго удивляться будешь…

Шухарт шел быстро, почти бежал, отклоняясь то влево, то вправо, обходя и видимые, и невидимые аномалии. Он знал откуда-то: если удастся добраться живыми до ржавых останков вертолета, значит, повезло. Значит, поживем еще. А не удастся… Про это лучше не думать. Лучше вообще не думать. Просто мысленно слиться с Зоной, представить себя частью ее, землей этой зараженной, травой серой, ветром, который шевелит «мочало» на сохранившихся проводах, – и тогда получится всё. Потому что ты – сталкер, потому что ты уже давно неотъемлемая часть Зоны, хоть и не хочешь себе признаваться в этом, потому что никуда ты без нее, как и она – без тебя…

– Сейчас… – глухо произнес Цмыг, замыкающий отряд и очень старающийся не отстать. В таких случаях назад самого ненадежного и неопытного ставят, чтоб остальных не тормозил и в случае чего своей спиной прикрывал более ценных членов группы. Такая вот «отмычка» наоборот. Однако даже он почувствовал – действительно, сейчас. Но до вертолета, полуразвалившегося от времени и коррозии, было уже рукой подать. Вот он, лежит на земле, без винта, колес и хвостовой части, словно дохлый кит на берегу океана, объеденный крысами и собаками. Значит, добрались. Значит, можно остановиться, обернуться и почувствовать, как ты задубел внутри своего костюма, внутреннее охлаждение которого работает в максимальном режиме, спасая разгоряченное тело от перегрева.

Но там, откуда они так спешно убегали, не было ничего необычного. Та же прерывистая линия полуразрушенного забора, те же крыши цехов и огромные кауперы, возвышающиеся над ними, та же составная труба на крыше главного корпуса, похожая на позвоночник доисторического ящера, лишенный головы.

«Может, зря бежали? – промелькнуло в голове Шухарта. – Может, действительно стоило разворотить тот контейнер с артефактами, такая валюта везде пригодится…»

И тут седьмой корпус озарился призрачным синим светом. Изнутри него полыхнуло, будто там беззвучно взорвалось что-то, залившее синевой этой все пространство вокруг здания. На мгновение словно оказалось оно внутри ультрамаринового купола, по которому пробегали зигзагообразные волны. Длилось это мгновение от силы. А потом купол лопнул, осел вниз вместе с молниями своими, и побежала от седьмого корпуса во все стороны по земле волна синевы. И там, где пробегала она, съеживались и чернели кусты, мгновенно обугливались деревья и крошились бетонные столбы старой линии электропередачи, проседая вниз и падая на землю, рассыпаясь клубами серо-синей пыли.

«Везде эта синь, – думал Шухарт, глядя, как медленно и неотвратимо приближается к ним смертоносная волна. – Везде она. “Ведьмин студень” ею полыхает. Внутри полной “пустышки” синяя начинка меж медными дисками переливается. И сейчас ею же по нам долбанули из иномирья, зачистили территорию от тех, кто посмел поднять руку на высший разум, точно знающий, что можно делать, а что нельзя».

Правда, не удалась зачистка. Чем ближе к сталкерам подползала волна, тем медленнее она двигалась. И, не дотянувшись буквально футов десять до вертолета, возле которого они стояли, остановилась. Дернулась, словно в последнем усилии, – и понеслась назад, к зданию таинственного седьмого корпуса, схлопываясь обратно и оставляя после себя огромный участок черной, выжженной пустыни.

– Пронесло, – выдохнул Цмыг.

– Тебя? – поинтересовался Снайпер с изрядным акцентом.

– Да нет, смерть мимо прошла.

– Это ты его благодари, – кивнул русский на Шухарта. – Если б не его «чуйка», всех бы нас той синевой накрыло.

– И отблагодарю! – с вызовом бросил Карлик. Сунул руку в рюкзак и, выдернув оттуда что-то увесистое, бережно завернутое в тряпку (и когда успел завернуть?), протянул Рэдрику.

– Бери, – выдохнул он. – Вы бы, волчары, может, и ушли, а меня б точно этой синью спалило. Так что это теперь твое.

Не до красивых книжных сцен было Шухарту, и не до габаритных презентов, но чисто из любопытства взял он протянутое, развернул…

Это была малая «пустышка», напоминающая галлоновый стеклянный кувшин, сделанный на заказ, из которого старуха Розалия в «Боржче» разливает пиво. Только что ручки не было да между медными дисками переливалась не янтарная пенистая жидкость, а синяя начинка, тягучая, словно густой сироп.

«Полная “пустышка”, – как-то отстраненно, даже равнодушно подумал Шухарт. – Такая же, как та, за которую Кирилл Панов жизнью заплатил, только поменьше. А ведь если вдуматься, нонсенс получается. “Пустышка” – и вдруг полная. Прямо как наши жизни, до краев залитые хрен пойми чем».