Кирилл Клеванский - Сердце Дракона. Том 18

Хаджар схватился за меч, но вовремя себя остановил. Это не его битва и не его право. В мире адептов существовал лишь один закон - сильный правит, слабый подчиняется. Все остальное - напускное. Даже правила чести и гостеприимства нарушались повсеместно.

Но только отъявленные мерзавцы и подлецы, те, кто пал ниже, чем… да даже представить сложно. Убить того, кто сам по себе беззащитен, кто не видел этого мира, и кто не может даже слова за себя сказать.

Как бы не бахвалился Хельмер, но в мире не существовало ни одной истории, где самый кровавый и жуткий демон по своей воле причинил вред младенцу.

Лишь один человек за всю историю Безымянного Мира “прославился” столь грязными деяниями - Кровавый Генерал. Маг, погибший где-то в прошлом после того, как его уничтожил Пепел, Мастер Почти Всех Слов.

- Что? - прозвучал за спиной голос.

Надломленный и хрипящий. Звучащий словно кто-то разбил хрустальную вазу.

Артеус, едва ли не упавший всем весом на свой посох, не сводил взгляда с брата.

- Что ты такое говоришь, Калеон? - он мотал головой, будто хотел выбросить из неё все то, что только что услышал. - Нет… этого не может быть. У неё были слабые меридианы… целитель сказал, что она не прожила бы и двух недель… Врожденный дефект энергетического тела…

- Не было никакого дефекта, Артеус, - по Калеону было видно, что он хотел подойти к брату, но… не мог. Стоял на месте вместе с воинами и с нескрываемой ненавистью, презрением и даже омерзением смотрел на своего отца. - Только глупое предсказание, что род Лецкетов погубит его дочь. Проклятье… Из-за одного только глупого пророчества…

Аглен зарычал и что-то расколол в руке. Луч света терны ослаб, и глава клана смог подняться на ноги.

- Да что вы знаете, - сплюнул он себе под ноги. - поганые молокососы, света, не видевшие из-под юбки вашей матери! Да если бы не я! Если бы не все те достойные мужи, пришедшие в род Лецкетов за эти века! Да что бы было с вами… нет. С нами. Это я - я! Я поднял герб Лецкетов над десятками торговых путей! Это я основал города и колонии! Это я! Я, а не вы! Наполнил нашу казну! Распростер наше влияние! Это благодаря мне здесь стоит пятнадцать сотен воинов, а не две! Я! Я и есть - дом Лецкет! Это я…

Хаджар не смог расслышать, что еще хотел сказать Аглен. Нечто невидимое, но невероятно могущественное подхватило его и Лэтэю, а затем выкинуло за пределы круга так легко, будто того и не существовало вовсе.

Приземлившись, Хаджар поднял взгляд и увидел стоявших в центре Аглена и… Артеуса. Тот, схватившись за посох обеими руками, вонзил его перед собой в землю.

Что же - верно говорят мудрецы, что нет гнева страшнее, чем гнев доброго человека.

Время ненадолго замедлилось - как бы странно не звучала эта фраза. Иначе как еще можно объяснить, что перед взором Хаджара застыли птицы. Пришпиленными в натюрморте бабочками они повисли среди лазурной выси, где остановили бесконечный бег облака, решившие понаблюдать за происходящим.

Застыла смятая волна энергий трава. Осколки камней и деревьев, разлетавшиеся в разные стороны, будто бы обернулись с немыми вопросом: “ А что же случилось?”.

Воины Лецкетов, вместе с Калеоном, замороженными статуями сохранили те позы, в которых их застал момент, когда Артеус вонзил посох в землю.

Лэтэя, что-то крича, тянула руку к волшебнику. Она словно знала , что произойдет в следующий момент и пыталась удержать мальчика от ошибки. Той ошибки, которую в этом проклятом мире рано или поздно совершают любой, ступивший на путь боевых искусств.

Хаджар это понимал.

Теперь понимал.

Спустя тысячи смертей и реки крови, пролитые его руками. Но, увы, как и всегда - сделать он ничего не мог. Лишь медленно, сквозь клеем застывший воздух, двигаться, как по дну, к границе купола.

Может быть, если он сможет, то остановит хоть одного доброго человека от того, что неминуемо приведет лишь к одному - тому, чем награждает каждого искателя силы Безымянный Мир.

Но Хаджар не успел. Может потому, что даже его скорости не хватало, чтобы обогнать скорость мысли волшебника, а может потому, что так велела какая-то замшелая надпись в свитке Книги Тысячи.

Через мгновение мир взорвался красками, и звуки рванули сквозь прорванную платину времени. Хаджар услышал крик Лэтэи:

- Не надо!

И крик самого Артеуса. Хаджар уже слышал подобный. Слышал из своих собственных уст и уст тех, кто встал под знамена Лунной Армии.

Крик человека, готового отдать все, что у него есть, чтобы забрать все, что есть у того, кто стоит перед ним. Забрать потому, что иначе никак не затянется рана, ноющая куда глубже, чем простое “душа”.

Вокруг посоха Артеуса вспыхнула короткая синяя вспышка, а затем в небо, пронзая купол, рванул столп терны и магии. Чистой и незамутненной энергиями или рекой мирой. Той магией, про которую Хаджар в джунглях Карнака в рассказах о Талеш, и той магии, что видел в мире Духов.

Древней и настоящей.

Аглен, поднявший оружие, использовал какую-то защитную технику, накрывшую его чем-то похожим на рыболовную сеть. Пропитанная терной и магией, она, наверное, смогла бы выдержать пару ударов самого Хаджара, но куда ей до всей магии и мощи, высвобожденной Артеусом разом.

Если бы волшебник использовал хоть на каплю больше силы - то умер бы в то же самое мгновение. Но этого не произошло.

Поток чистой магии и терны, изогнувшись кричащим от боли зверем, рухнул вниз и, расправив широкие крылья, ударил по Аглену.

От одного только эха подобной мощи четырнадцать сотен воинов безвольными пушинками раскидало в разные стороны. Купол растворился в реальности, а на ногах, кое-как, смогли устоять лишь Лэтэя, вонзившая в землю копью, Аглен поступивший так же со своим мечом и Хаджар.

Он так и не обнажил Синего Клинка. Лишь стоял и смотрел на то, как тяжело дышал Артеус, всем весом улегшийся на посох. Открылись его раны, на землю капали густые, жирные капли крови. Узор на лице волшебника слегка мерцал.

Хаджар облегченно выдохнул и слегка покачал головой.

Впервые за долгое время он почувствовал невероятную радость от того, что ошибся. И, может, вместе с этим ошиблась его мать и все те, кто не видел в мире боевых искусств ничего хорошего. Только ржавчину, которая рано или поздно проест нутро каждого из адептов.

Перед Артеус, побледневший, покрывшийся испариной, с застывшим ужасом в глазах, сидел на коленях Аглен. Оружие выпало из его дрожащий рук, а местами поседевшие волосы качались на стихающем ветре, поднятом дикой магией.

За спиной у Лецкета в земле осталось глубокое отверстие, скважиной уходящее на многие и многие сотни метров вглубь тверди.

Лэтэя очнулась первой.