Джо Аберкромби - Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

Она сидела у ближнего к корме весла — работы много, почета мало, неусыпный надзор Ральфа обеспечен. Она все ерзала на скамье, то и дело оглядываясь: очень уж хотелось увидеть Скегенхаус. Но в воздухе стоял влажный туман, и только призрачные видения сменялись в темноте. Размытые очертания знаменитых эльфийских стен. Блеклый контур огромной Башни служителей.

— В общем, лучше тебе вообще с колен там не вставать, — поучал Ральф. — И всех богов ради, держи рот на замке. А то ляпнешь что-то не то праматери Вексен, и с тобой такое учинят, что лучше бы камнями в Торлбю завалили.

Корабль приближался к берегу, Колючка пригляделась и увидела, что по причалу кто-то ходит. Пригляделась еще раз — люди ходят. Потом еще — воины. Почетная стража, хотя больше похоже на тюремный конвой. «Южный Ветер» ударил бортом в мокрые от дождя доски, пришвартовались, и отец Ярви со своей командой оборванцев сошел на берег.

К своим шестнадцати Колючка вытянулась так, что смотрела сверху вниз на большинство мужчин, но человек, который шагнул им навстречу, был на голову выше ее — настоящий гигант! С длинных седоватых волос и бороды стекал дождь, в белом мехе на плечах тоже блестели капли.

— Какая встреча, отец Ярви!

Голос чужеземца оказался странно звонким — и совсем не подходил такой громадине.

— Сколько лет, сколько зим с нашего последнего разговора…

— Три года, — сказал Ярви и поклонился. — Три года минуло с того разговора в Зале Богов, мой король.

Колючка растерянно заморгала. Говорили, что Верховный король — высохший старикашка, полуслепой калека, который боится, что его собственный повар отравит. Но тут явно вкралась какая-то ошибка. На тренировочной площадке их учили правильно оценивать противника, понимать, насколько он силен. Так вот, сильнее этого высоченного дядьки она не видела. Воин, настоящий воин — весь в шрамах, на перевязи с золотыми пряжками висят в ряд клинки… Вот это, она понимала, король!

— А как же, помню, помню, — покивал тот. — Как же не припомнить — такой грубости я отродясь не видал. Странное у вас, гетландцев, гостеприимство, да, мать Скейр?

Стоявшая рядом наголо бритая женщина смерила Ярви и его спутников презрительным взглядом и поморщилась, словно дерьмо унюхала.

— А это кто? — спросил гигант, заметив Колючку.

На самом деле она не умела себя толком вести в обществе. Драки затевать у нее выходило хорошо, а насчет всего остального Колючка блуждала в потемках: мама, конечно, бесконечно нудела насчет всех этих поклонов и вежливого обхождения, и как нужно приличной девушке себя вести, и все такое, но слушала она вполуха — ее только мечи и драки занимали. Но Ральф сказал — чуть что, вставать на колени. Так что она неуклюже бухнулась на мокрый булыжник, а поскольку одновременно попыталась соскрести мокрые волосы с глаз, то ее повело, и она чуть не перекинулась.

— Мой король. Государь, я…

Ярви фыркнул:

— Это Колючка Бату. Шутом у меня подрабатывает.

— Ну и как, хорошо шутит?

— Не особо, если честно.

Гигант ухмыльнулся:

— Я всего лишь король, дитя мое. Один из многих. Королек, понимаешь ли, Ванстерланда, и зовут меня Гром-гиль-Горм.

Внутренности мгновенно завязались в тугой узел. Сколько лет она мечтала повстречать человека, который убил ее отца. И вот ее мечта сбылась — но как?! Она по собственной воле преклонила колени перед Крушителем Мечей, Творителем Сирот, злейшим врагом Гетланда, который раз за разом посылал своих убийц в набеги. Теперь-то она разглядела цепь у него на шее: длинную, можно четыре раза обмотаться. На ней висели навершия мечей тех, кого Гром-гиль-Горм убил в поединке. Среди прочих трофеев на цепи болталось навершие от того меча, что она хранила дома как зеницу ока.

Колючка медленно поднялась на ноги, пытаясь сохранить остатки достоинства. Был бы меч у пояса, Колючка б положила ладонь на рукоять. Но меча не было. Поэтому она вздернула подбородок и посмотрела врагу в глаза. Посмотрела, словно мечом ткнула.

Король Ванстерланда нависал над ней, как огромный волкодав над взъерошенным котенком:

— Я привык, что гетландцы меня презирают, но у этой девчонки в глазах очень холодная ненависть.

— Словно бы у нее к тебе есть дело мести, — усмехнулась мать Скейр.

Колючка вцепилась в висевший на шее мешочек:

— Ты убил моего отца.

— Ах вот оно что, — пожал плечами Горм. — Ну да, я осиротил кучу детишек. Как его звали?

— Сторн Хедланд.

Она ожидала чего угодно — насмешки, угроз, ярости, а вместо этого грубые черты Горма озарились улыбкой:

— О да, это был поединок, достойный песни! Я каждый шаг, каждый удар помню! Хедланд был великий воин, достойный враг! Холодными утрами вроде этого у меня до сих пор болит раненая нога — его подарок! Но Матерь Война приняла мою сторону. Ее дыхание коснулось меня еще в колыбели. Предсказано, что смертному мужу меня не убить, и так оно и обернулось.

И он одарил Колючку широкой улыбкой, а рука его перебирала навершия мечей, играючи пропуская звенья цепи между большим и указательным пальцем.

— Смотри, мать Скейр, как вымахала дочка Сторна Хедланда! А годы-то идут, а?

— Еще как идут, — прищурилась служительница.

Голубые глаза ее смотрели очень холодно.

— Довольно рассказов о славном прошлом, — и Горм подчеркнуто вежливо повел рукой — мол, проходите первыми. — Верховный король ждет нас, отец Ярви.

И Гром-гиль-Горм повел их через киснущий под дождем порт, а Колючка плелась следом — замерзшая, мокрая до нитки, злая и беспомощная. Да уж, в таком расположении духа не до красот величайшего города моря Осколков. Если б ненавидящим взглядом можно было колоть, Крушитель Мечей уже давно улетел бы, весь истыканный, в Последнюю дверь. Но взгляд не меч, им не убьешь, а ненависть опаляла не врага, а только саму Колючку.

Команда «Южного Ветра» вошла в огромные ворота, потом миновала еще одни и вступила в длинный зал, где все стены увешаны были оружием — от полированного пола до головокружительно высокого потолка. Они шли и смотрели на древние, изъеденные ржавчиной мечи. На копья с истлевшими и разбитыми древками. Расколотые в щепы щиты. Некогда это оружие носили люди, по трупам которых Бейл Строитель, первый из Верховных королей, взобрался на свой трон. Оно принадлежало солдатам армий, погибших в сражениях с его потомками — когда те огнем и мечом распространяли власть короны от Ютмарка до Нижних земель, до Инглфолда и далее вдоль берегов моря Осколков. Сотни и сотни лет побед — вот о чем говорили все эти мечи, и топоры, и расколотые шлемы, хоть у них не было голоса. Но все прекрасно понимали, о чем речь, и речь эта слышалась яснее, чем шепот служителя у трона, и громче, чем оглушающий ор Мастера клинков.