Марина Баринова - Сыны мести [СИ]

Богиня повернулась ко мне и молча кивнула на корабль.

— Прощай, Хинрик. — Броки напоследок улыбнулся мне, не выпуская рук богини. — Проживи свою жизнь достойно.

Я кивнул и перелез через низкий борт не то корабля, не то большой лодки. Посудина тут же отчалила и принялась уносить меня в противоположном от города направлении. Я видел, что Гродда взяла Броки за руку, и вместе они направились к стенам подземного царства, но вскоре река совершила поворот, и они скрылись из вида.

— Спасибо, — выдохнул я.

На меня накатила такая сонливость, что я не смог ей сопротивляться. Устроившись на носу лодки, я подложил руку под голову и провалился в блаженный сон.

— Ты уже начал платить, — раздалось в моей голове. — И заплатишь не раз.

Первыми вернулись звуки — я слышал потрескивание поленьев у очага, тихие голоса. Затем пришли запахи — смолистый дым еловых поленьев, горечь листьев полыни, аромат свежего хлеба. Я жадно втянул воздух ноздрями, распахнул глаза и откашлялся.

Рана ныла, но эта боль не имела ничего общего с тем кошмаром, который едва не угробил меня до ритуала. Я неуверенно пошевелил пальцами — руки работали, дотронулся до живота. Будет шрам, но и ладно. Голова оставалась немного мутной.

— Очнулся!

Я с опаской повернул голову на голос Конгерма. Птицеглаз первым оказался возле моей лежанки.

— Пить, — попросил я. — Пожалуйста.

Конгерм кивнул и ринулся куда–то прочь за водой. Я огляделся. Большой добротный дом с просторным общим залом. Явно рассчитан на большую семью. На полу свежая солома и луговые травы для аромата, очаг жарко растоплен, над огнём висел большой котёл с чем–то вкусным. Едва я принюхался, живот свело от голода.

Ормар сидел у очага, но поднялся, услышав мой кашель.

— Жив, хвала Когги, — выдохнул он, склонившись надо мной.

— Тогда уж Гродде, — прохрипел я. — Долго меня не было?

— Два дня. — Начертатель осмотрел мою рану и кивнул. — Теперь пойдёшь на поправку, но это будет не очень быстро. Старуха неплохо тебя заштопала, когда выпускала лишнюю кровь.

— А ходить я скоро смогу?

— Несколько дней точно придётся лежать, — ответил Птицеглаз и поднёс мне кружку воды. — Рана ещё слабая. Нельзя, чтобы разошлась.

Я кивнул и жадно присосался к кружке. Выхлебал сразу всю и тут же почувствовал себя лучше. Не зря же волшебный народ ильвов селился у воды. Ибо в воде жизнь.

— Есть хочу, — сказал я, вернув стакан Конгерму. — Что с Броки и Коли?

— Броки похоронили с почестями, — сказал Ормар и потёр глаз. — Коли ушёл вместе с Кровавым Топором на охоту.

— Как он?

Начертатель наградил меня мрачным взглядом.

— А как ты думаешь? — спросил он. — Парень из–за тебя лишился последней родни. Пройдёт много времени, прежде чем он образумится. Лучше не попадайся ему на глаза, пока ты слаб.

Ормар был прав. Сейчас я был для Коли ходячим напоминанием о жестокости и несправедливости. И хотя Верманд сам напросился на смерть, а Броки решил отдать мне долг таким образом, для Коли всё это наверняка выглядело иначе. Мне было жаль парня, но я и правда не понимал, как мог облегчить его боль.

— Где мы? — спросил я, кивнув на очаг.

— В доме старосты Асманда, — ответил начертатель. — Его семья согласилась за тобой приглядывать, пока я буду в отлучке.

— Ты уезжаешь?

— Да. Выхаживая тебя и нескольких местных, я растратил все запасы. Некоторые травы здесь не растут, поэтому мне нужно закупить их в Фисбю. Конгерм пойдёт со мной.

— Значит, я останусь здесь один. Почему ты оставляешь меня у старосты, а не у целительницы?

— Гарда совсем ослабла, — тихо сказал Птицеглаз. — Боюсь, её подкосил обряд обмена. Старуха не сможет за тобой ухаживать. Ей самой нужен присмотр. Вроде кто–то из деревенских согласился присмотреть за ней.

Я вспомнил, с каким недоверием глядели на нас местные жители. Им явно не нравился Кровавый Топор, но они мирились с присутствием его людей, поскольку это давало деревне защиту. Но перед начертателем они испытывали страх, а страх рождал ненависть. И тот ужасный обряд явно не сделал деревенских дружелюбнее.

Ормар, судя по всему, понял, о чём я думал. Наставник наклонился к моему уху.

— Асманду я заплатил серебром, но будь с ним осторожен.

— Что он может сделать?

— Будет ждать любого повода избавиться от тебя. Сдохнет овца — скажут, что из–за нашего колдовства, и выгонят. Кто–то помрёт — обвинят тебя и колдовство. Пока я здесь, никто не посмеет тебя тронуть, потому что они страшатся меня. Но ты для них — лишь проклятый мальчишка. Никто, кроме Коли и Халлварда, здесь не знает, кто ты и откуда, и пусть это останется в тайне. — Ормар тяжело вздохнул. — Вряд ли местные решатся убить тебя, но изгонят при первой возможности. Постарайся не навлекать на себя их гнева. И особенно — гнева старосты.

Я усмехнулся.

— И как же я набедокурю, если даже ходить не могу?

— Ты будущий начертатель. Ты мой ученик — а значит, уже умеешь колдовать. Они это знают и считают тебя угрозой. Выкручивайся сам.

Опять эти игры. Я‑то надеялся, что Ормар немного растает после того, как я сразился за него. Но, видимо, даже того, что я чуть не помер, защищая наставника, оказалось недостаточно, чтобы заслужить небольшую поблажку. Из какого ж камня боги сделали нутро этого Ормара Эйрикссона?

Начертатель отодвинулся от меня и выпрямился, собираясь уходить.

— Я видел Гродду, — выпалил я, надеясь привлечь его интерес. — У меня есть вопросы.

Ормар задержал на мне взгляд. Мне показалось, что он даже удивился — лохматая бровь поползла наверх, глаз округлился. Но в следующий миг его лицо вновь приняло бесстрастное выражение.

— Мы с Конгермом выходим на рассвете, — объявил колдун. — Я ещё зайду к тебе вечером, потолкуем.

Когнерм взлохматил волосы и последовал было за Ормаром, но задержался на пороге и помахал кому–то рукой. Спустя пару мгновений в дверном проёме возник силуэт ребёнка — я не мог его рассмотреть, потому как свет бил в глаза.

— Познакомься пока со своей наседкой, — ухмыльнулся Птицеглаз.

— Да ну тебя! — выдохнул я и рухнул на лежак. Силы возвращались слишком медленно. Всего один разговор — и я уже смертельно устал.

— Здоров будь, Хинрик!

Не будь я измотанным болезнью, подпрыгнул бы от неожиданности. Но я лишь вздрогнул и тут же поморщился от боли. Как он умудрился так тихо подкрасться?

Моя наседка оказалась огненно–рыжим мальчишкой лет десяти.

— Я Эспен, — представился он и широко улыбнулся. — Мне поручили за тобой ухаживать.

— Не маловат для такого? — прокряхтел я, переворачиваясь, чтобы лучше его разглядеть.

Тощий, руки–ветки. Рваная рубаха. Круглое, как полная луна, веснушчатое лицо. Живые умные глаза. Мальчишка как мальчишка.