Марина Баринова - Сыны мести [СИ]

— Он тунн?

— Да.

— Выходит, начертатель знал мою мать?

— И не только её. Но всё, что нужно, он расскажет тебе сам. — Воительница сняла с пояса нож и положила на мешок. — Последний дар от меня. Этим хлеб не режь. Я посвятила клинок Хевн и окропила кровью воинов для свершения мести. Прибереги его для конунга.

— Спасибо, Вигдис. — Я бережно взял подарок в руки. Длинный, острый, тяжёлый — можно и колоть, и резать, если приноровиться.

Вигдис развернулась к выходу.

— Осторожнее с Гутфритом, — сказала она, остановившись у двери. — Он хитрее и опаснее, чем ты можешь представить. И он умеет выжидать. Бойся его терпения.

— Ты служила ему, — припомнил я. — Почему же ушла от него на Свартстунн?

По лицу воительницы пробежала тень скорби.

— Потому что я должна была подготовить тебя. Такова моя судьба и воля богов.

Вигдис вышла. Ни объятий, ни долгих прощаний. Хотя чего я от неё ожидал?

Я опустил руны на дно сумки. Туда же отправил нож. Затем спрятал пожитки в сарае и вышел на улицу. Оставалось ещё одно дело.

Вечерняя трапеза как раз подошла к концу. Гутлог уже отослала женщин скоблить посуду и готовиться ко сну. Под блеянье коз и собачий лай я почти добрался до рощи, где жили служительницы богини леса и врачевания Когги. Там училась моя подруга Айна — самый близкий мне человек на всём Свартстунне. Здесь освещённая факелами дорога заканчивалась. Алтарь располагался выше на холме, но мой путь лежал не туда. Айна в это время обычно сидела среди деревьев у костра, готовя целебные мази.

— Эй! — Послышалось за моей спиной. — Ты Хинрик?

Я осторожно обернулся. Невысокая девица вышла из тени ельника и сняла капюшон.

— Да.

— Я Сванхильд, новая воспитанница, — представилась девица. — Мне нужна твоя помощь.

Проклятье. Я невольно отпрянул, вызвав изумление на лице сестры.

— Мне нельзя с тобой говорить, — буркнул я, украдкой разглядывая девушку. Волосы у неё были куда светлее, чем у меня. Зато, если я правильно запомнил образ матери, от неё нам достались одинаковые глаза и длинные прямые носы. Мою сестру можно было бы назвать хорошенькой и даже красивой, да только лоб и правую щеку Сванхильд пересекал старый белёсый шрам. Впрочем, Гутфриту наверняка плевать на её уродство. Важнее всего для него была кровь Химмелингов.

— Кто тебя так? — я показал на отметину.

Сванхильд легкомысленно отмахнулась, но поправила волосы так, чтобы они закрывали шрам.

— А, это… Меня пытались убить в детстве. Помоги мне, Хинрик, — взмолилась она. — Девушки рассказали о тебе и показали, где искать.

— Мне запретили с тобой говорить, — повторил я и пошёл прочь. — Прости.

Сванхильд засеменила следом за мной.

— Я тебя видела! — крикнула она мне в спину. — Я вижу сны богов! Этой ночью, когда мы ждали лодку на остров, у меня был сон. Я видела тебя и… какую–то женщину. Она показала мне тебя и сказала, что ты ответишь на мои вопросы. Она сказала, что истина в крови.

Я замер. Значит, и правда не один я видел что–то в это Новолуние.

— Кто тебе это сказал? — обернувшись, спросил я.

— Женщина… У неё в руке был нож, а вокруг вас летали вороны. И ты был… Другим. Старше. Я не знаю, что это значит. Но я чувствую, что должна понять.

— Я ничего не знаю, — солгал я и углубился в рощу, уговаривая себя не оборачиваться. — Уходи, Сванхильд. Тебе ещё нельзя здесь бывать после заката.

Стиснув зубы от злости, я пошёл дальше, заставляя себя не оборачиваться. Сванхильд поковыляла немного за мной, но вскоре отстала. Лишь когда её шаги стихли, я огляделся и увидел, что сестра возвращалась к храму.

Так для неё будет лучше. Я уйду неведомо куда, и лишь богам известно, что со мной станет. Я не смогу защитить Сванхильд, находясь в другом месте. К тому же, если сестра видела меня во сне, значит, и правда обладала даром. Гутлог может предложить ей остаться на Свартстунне навсегда, если она не захочет замуж. Женщины часто бежали на остров и отдавали себя во служение, спасаясь от нежеланного брака, а мужи не рисковали гневать богов. Поэтому за сестру я сейчас не беспокоился. У неё, в отличие от меня, было целых два выхода.

Я тряхнул головой. Требовалось придумать, как объясняться с Айной. Богиня Когги, её покровительница, наделяла своих последователей мудростью. И Айну она, кажется, одарила способностью видеть меня насковзь. Значит, придётся говорить лишь правду или молчать. Нелегко выбирать слова, когда прощаешься с лучшим другом.

— Найдётся местечко у огня? — поприветствовал я.

Моя подруга сидела у костра спиной к тропе, сгорбившись над очередной плошкой с мазью. Плащ послушницы лежал рядом, на нём девушка аккуратно разложила травы. Она была невысокой и худой, её постоянно тошнило от ядовитых вороньих ягод, которые требовалось есть, чтобы видеть сны с богами. После этих ритуалов я украдкой таскал чёрствый хлеб с кухни и кормил Айну размоченными корками, потому что от бессилия она часто не могла даже встать с постели.

— Думала, не придёшь, — сказала она, не обернувшись. — Гутлог выгоняет тебя за то, что не закончил бдение?

Я опустился на поваленное бревно напротив подруги.

— Нет. Не за это.

— Почему тогда спешка?

— Скажу. Но остальным ни слова. — Я подался вперёд и понизил голос. — Гутлог было видение, что если я останусь, то навлеку беду. На весь Свартстунн. Она боится.

Айна оторвалась от мази и подняла на меня глаза. Я понял, что она злилась. И плакала — у неё всегда краснели щеки, стоило ей пустить хоть одну слезу.

— Это правда?

— Зачем мне врать? Думаешь, я рад, что оставлю вас уже завтра?

— Ты всегда знал, что это случится.

— Но не хотел уходить вот так. — Я подбросил полено в огонь. — Что готовишь?

— Мазь от ушибов. Видела тебя сегодня днём. Спина явно болит. Ходишь криво.

— А может просто посидим у костра? — предложил я. — Само пройдёт. А я не знаю, когда теперь мы увидимся. Может придется, как и тебе, ходить десять зим в учениках…

Айна покачала головой.

— Я должна что–то делать. Занимать мысли. Если перестану, снова разревусь, а мне нельзя. Не хочу.

— Что, богиня Когги отвратит от тебя взор, если дашь волю чувствам к старому другу?

— Не смей издеваться, иначе Когги отвернёт взор и от тебя! — обиженно прошипела Айна и вытерла покатившуюся слезу. — Ты уедешь, а я останусь. Оставаться всегда тяжелее. У тебя будет целый мир впереди, а я… Я каждый день буду ходить по этим рощам и тропам и по привычке искать тебя. Но я смирюсь. Такова воля богов.

— Обустроюсь и вернусь за тобой, — пообещал я.

— Не вернёшься. — Внезапно Айна уставилась на меня немигающим взглядом. Я понял, что она услышала богов — всегда становилась жутковатой, когда они с ней говорили. — Вернётся Хинрик. Но это будешь уже не ты. Белый волк расколет черный камень и принесет смерть.