Михаил Тихонов - Хроники мизантропа 2. Лесник [СИ]

Хотя, может быть, просто из-за дистанции не видно. Потом, когда поближе подойду, посмотрю…

Так, а что у нас в эпицентре взрыва? Приглядываюсь, стараясь рассмотреть детали получше. Все же, убежать мне удалось довольно далеко… На первый взгляд, километров семь-восемь просвистел, со страху…

Блин… Что-то мешает рассмотреть подробности, будто дымка какая-то… Или туман… Точно, туман… Но какой-то странный… Вроде и трава просматривается, и уцелевший кусок леса, прилегающий к той самой поляне, где был алтарь… Но… Вот что там за силуэты такие непонятные на самой прогалине…

То ли здание какое, то ли сарай, то ли вовсе монстры… Не разобрать…

Как ни всматриваюсь, ни хрена не видно… Блин, придется похоже прогуляться все же… Оставлять за спиной неизвестную хрень, которая может тебя помножить на ноль, совсем не желательно…

Я уже собираюсь спрыгнуть со своего наблюдательного пункта, мысленно настраиваясь на то, что придется продираться сквозь бурелом, когда солнце, нашедшее брешь в тучах, освещает скрытую до этого картину…

Мое тело пробивает озноб, а на спине выступает ледяной пот… Не может быть…

Стою, не в силах отвести взгляда, и лишь одна мысль бьется в голове: «Так не бывает» …

Там, на поляне, стоит дом, из трубы которого поднимается сизый дымок… Обычный такой дом — рубленный из сосны пятистенок, с сенями и закрытым двором. Палисадник, огороженный хлипким заборчиком, сбитым из тонких реек… Скамейка у ворот…

И кот… Обычный, дворовый кот, с погрызенным ухом и отрезанным хвостом… Чтоб домовой не обижал… Серой расцветки… С бельмом на правом глазу, сидящий на коленях женщины в простом ситцевом платье… Белое в ромашках…

Мама…

…Огонь… Он окружает со всех сторон, сплавляя волосы на голове в одну сплошную корку. Ни ресниц, ни бровей уже не осталось… Страшно и больно… Но вылезти из-под кровати и выбежать на улицу нет сил… В горле горечь, глаза слезятся…

Выбитое окно и странный зверь, мечущийся по комнате в поисках ребенка… Он ищет меня… Нет… Не добить… Спасти…

Мелькание картинок, сменяющих друг друга с невероятной скоростью… Мое обожженное тельце мотает из стороны в сторону… залитые слезами распухшие от жара глаза выхватывают эпизод… Мама… В разорванном платье с неестественно вывернутой шеей и прядями волос, залитыми кровью, играющей в сполохе пожара…

…

— Сынок, помнишь, я тебя учил, как ПРАВИЛЬНО, — выделяет интонацией слово, — ходить по лесу? — В глазах отца тоска, но на губах играет улыбка. Мне больно, но я киваю.

Уже не плачу. Хоть мне и совсем мало лет, но я понимаю, что произошло непоправимое… Мама… Образ никак не уходит из головы…

— Сынок, иди вот по той тропе. — Папа показывает рукой в самую гущу соснового леса, где нет и не может быть никакой тропы.

Но, я знаю, как ее увидеть… Нужно просто по-особому прищурить глаза и вот тропа видна. Хорошо утоптанная, и слегка пыльная…

— Пап, я боюсь… Пойдем со мной… — Маленькие дети много не понимают, но они чувствуют… И я чувствую — отец не вернется.

— Сынок, мне нужно быстренько сбегать домой, забрать маму, и мы тебя догоним. — Чувствую горечь фальши и печали. Но… Отец никогда не обманывал меня… — Иди сынок… Только помни — не оборачивайся, чтобы ни было, пока не дойдешь до перекрестка. Договорились, сын? — Он протягивает свою громадную ладонь и проводит пальцем по моему лицу от лба по переносице и касается кончика носа.

В горле стоит ком. Я чувствую, что больше никогда не увижу свои родителей, но верю папе… Сил ответить нет, я просто крепко обхватываю его за шею и не отпускаю, пытаясь придумать причину, почему я не могу пойти без него…

— Ну, все… Отпусти… — Папа мягко, но непреклонно, отрывает меня от себя и поднимается во весь рост, нависая надо мной. — Тебе пора, сын. Ты уже взрослый, поэтому, я верю, сможешь пройти. Не подведи меня. И помни… — Он на миг замялся, будто подбирая слова. — Мы всегда будем рядом… — после чего решительно развернувшись, быстрым шагом пошел в ту сторону, откуда совсем недавно мы пришли…

Я хотел побежать, догнать, увязаться за ним. Но… Если я сейчас побегу вдогонку за отцом, то подведу его… Миг, какие-то минуты, и силуэт отца скрылся между деревьев. Еще долго я стоял, глядя ему вслед… Но потом, собрав в кулак всю волю, которая может быть у малолетнего пацана, поворачиваюсь в сторону открывшейся тропы и делаю первый шаг, наступая на твердую пыльную поверхность…

* * *

Прошел… Тогда, почти двадцать лет назад я дошел до перекрестка двух путей и сошел с тропы… Никто меня не догнал… Ни отец, ни мать… Да и не могли, я думаю… Странными путями учил меня ходить отец… Странными и неизведанными…

После того, как я сошел с тропы, мне пришлось поблуждать по лесу, но все же… Все же, к людям вышел… Точнее, это они на меня вышли… Изможденного жаждой и голодом, свалившегося под кустом без сил и уснувшего… Без малейшего шанса на то, что смогу проснуться…

Больница, спецприемник, детский дом… А потом меня усыновили…

Детская психика гибкая, и умеет защищаться от всего, что может причинить боль… Моя не исключение… Я просто забыл всю свою прошлую жизнь… До того самого момента, как оказался в районной больнице. У меня просто нет детства…

Точнее не было… Первые воспоминания начали приходить после контузии… Во сне… Мне снилась мама… В том самом ромашковом платье… Иногда, мне снилось, как мы с ней гуляем около дома, того самого, который виднеется вдали. Хохочет, что-то рассказывает, и время от времени подбрасывает в небо…

Но чаще снится один и тот же сон — горящий дом и окровавленная мама…

Нет, я свыкся с тем, что никогда не увижу настоящих родителей. Да, если честно, даже не думал, что смогу вспомнить… И вот сейчас, сны стали явью…

Этот мир сводит меня с ума… Первый порыв — сорваться с места и рвануть туда… К дому из моих снов… Да его толком и не было… Да… В груди защемило и скрутила тоска…

Но… Я слишком давно стал черствым… Двадцать лет — это много… Пусть детские эмоции самые сильные и запоминающиеся… Вот только — мертвые не возвращаются. Это я уяснил крепко. А то, что я вижу собственными глазами… Морок. Очередная галлюцинация…

Я стою на камне во весь рост, пытаясь убедить самого себя, но в глубине души… Мне так хочется, чтобы это все было взаправду…

Мама… Сидит, греется на солнце… Сейчас выйдет отец и они займутся обычными делами… Я подойду и услышу:

— Ну, где ты бегал сорванец? Все глаза проглядели…

Да, это было бы замечательно, наверно.

Но этого не будет. Простите, но… Я привык, что мои родные мертвы. И очерствел душой, давным-давно… Лишь злость пробуждается, изгоняя первоначальный ступор от неожиданности… Этот мир с каждым днем мне нравится все меньше и меньше…