Сергей Лукьяненко - Семь дней до Мегиддо

Мне показалось, что он спрашивает всерьёз. И даже с интересом.

— Нет, — признался я. — Но можно напечатать какие-нибудь статьи в газетах…

Взгляд Ивана был таким снисходительным, что я замолчал.

— Вот основная беда вашего поколения, — сказал он. — Вечно надеетесь на третью силу, на внешних покровителей. Да, наверное, если какая-то сторона замыслит тотальный геноцид — это будет чересчур. Но ты думаешь, они об этом объявят? Просто раз — и происходит глобальный катаклизм. И будет поздно взывать о помощи…

Он взял кусок хлеба, отщипнул кусочек. Покачал головой.

— И обслуживание тут ещё неспешнее стало… Кстати, Максим, как я понял, ты боишься, что Прежние покончат с человечеством? А как насчёт Инсеков? Вдруг они испугаются, что Прежние отберут нового стратега? И сами покончат с Землёй?

— Слушайте, как вы живёте? — растерянно спросил я. — Вы знаете, что человечество могут уничтожить, вы знаете про все эти мерзости… и живёте, в ресторан ходите…

— А что делать-то, — усмехнулся Иван. — Так было всегда, пойми. И жизнь шла своим чередом. Старайся выжить, получай удовольствие от настоящего. Ты, Максим, мне…

— Симпатичен, — согласился я. — Догадываюсь. И вы желаете мне добра.

— Верно, — сказал Иван.

— Расплатитесь, ладно? — сказал я. — А то не при деньгах сегодня.

Встал, кивнул Милане. Надел плащ. Иван сидел, с иронией смотрел, как мы собирались и щипал хлеб.

— Запрещать звонить не стану, раз уж ты такой глазастый, — сказал он вслед добродушно. — Но сделай одолжение, не говори всяких загадочных слов по телефону!

В довершение всего тот кураж, который был со мной полчаса назад и который явно ощутил персонал ресторана, на фоне Ивана бесследно испарился. У дверей метрдотель аккуратно коснулся моего локтя и спросил:

— Простите, вы закрыли счёт?

— Наш гость платит за всё, — ответила Милана и двинулась вперёд, заставляя метрдотеля пропустить нас.

Я помог ей накинуть плащ, мы открыли зонт и вышли под дождь.

— По факту, за всё платим мы, — сказал я. — Имею в виду людей.

— Но некоторые хорошо устроились, и это их не огорчает, — поддержала Милана.

— Ты настоящий друг, — сказал я. — Ну… что думаешь?

— Говори ты, — Милана улыбнулась. — Ты же не просто так вскочил. Ты последние минуты был сам не свой.

— Так заметно было? — я поморщился.

— Нет. Не так уж. Но я тебя знаю лучше, чем твой высокий покровитель.

— Ага, — я вздохнул. — Надеюсь. Ты меня научила одной вещи, Милана. Смотреть не на то, что есть, а на то, чего нет. Этот Иван обмолвился, что за нашим Гнездом наблюдает только полиция. Видимо, переругались в верхах, кому следить, скинули на низовой уровень.

— Я слышала.

— Лихачёв жаловался, что на меня «неберушка». Охранный лист.

Милана вздохнула.

— Ты и это говорил.

— А ещё такой лист есть на бомжа, тусующегося у Комка. Кто он такой, если другие спецслужбы тут не работают?

Во взгляде Миланы появилось сочувствие. Вот не люблю я такого!

— Ты хочешь сказать, что этот спившийся бедняга — на самом-то деле агент могущественной инопланетной цивилизации, тот самый наблюдатель? Он прилетел из далёких миров, принял человеческий облик, потом принял бутылку водки для убедительности образа и пошёл к Гнезду? А пришельцы позвонили, допустим, президенту и велели не трогать этого бомжа?

М-да…

— Когда ты так говоришь, Милана, я чувствую себя идиотом, — признался я.

Неожиданно она обняла меня. Крепко, действительно словно товарищ, а не бывшая подруга. Сказала:

— Максим, ты просто хватаешься за соломинку… Я понимаю. Думаю, ты ошибаешься, но я тебя очень-очень хорошо понимаю.

Мы стояли под дождём, прикрываясь одним зонтиком, словно парочка влюблённых в каком-нибудь романтическом кино, даже проходящий мимо хмурый мужчина едва заметно улыбнулся и кивнул мне, словно говоря: «Молодец, парень, так держать».

А я думал про то, что пришедшая мне в голову идея — полная чушь.

С чего я взял, что эти «наблюдатели» на Земле и впрямь есть?

С чего я решил, что вонючий бомж с поэтической жилкой — один из них? Спущенное полиции указание не трогать его? Ну так он может быть из конторы, про которую даже Иван не знает. Или какой-нибудь официально впущенный наблюдатель из другой страны. Нашего впустили посмотреть на Гнёзда в США, американского в Россию. Да масса вариантов может быть!

Я и впрямь цепляюсь за соломинку.

— Пойдём, — сказала Милана.

— В Гнездо?

— Поищем твоего бомжа.

— Он не… Ты же сама сказала, что это глупость!

— Ну и что? Хуже будет, если ты бомжу пожалуешься на жизнь? Ему развлечение, а от нас не убудет. Он прикольный и безобидный. Я в старших классах такому еду таскала, а он меня математике учил. Бывший преподаватель, кандидат наук…

Вот что мне в Милане очень нравится, так это её непоколебимая уверенность и желание действовать. Если решила, так решила.

— Ты с парашютом прыгала? — спросил я, когда мы свернули в сторону Комка.

— Один раз. Решила попробовать.

— Попробовала, понравилось, но больше прыгать не стала?

— Точно, — она удивлённо глянула на меня. — А зачем? Я же хотела прыгнуть, а не прыгать!

— Ты просто супер, — сказал я.

У Комка бомжа с душой поэта не оказалось. Только мокли под зонтами несколько сёрчеров, пришедших сдавать товар. Скверик со статуей был пуст, паутина, прибитая дождём, облепила памятник белёсой коркой.

Надо будет спросить Дарину, откуда они берут эту паутину. Надеюсь, ответ меня не сильно ужаснёт.

— Если этот бедолага всё время ошивается тут, — сказала Милана, — то живёт в каком-нибудь подвале. Верно?

Я покачал головой. На окраинах — может быть, а в центре все подвалы закрыты, опечатаны, и никаких бомжей не водится. Здесь копни поглубже — кабели спецсвязи, копни ещё чуть — секретные линии метро.

Разве что…

Руины, оставшиеся от разрушенного падением Комка здания? Мусор в основном разобрали, но часть стен осталась, у городских служб никак не получалось ими заняться. Тут вроде какое-то посольство или консульство было, территория закреплена за другим государством, а у того средств нет на ремонт. Им, кажется, старую пятиэтажку на окраине отдали, но землю они Москве так и не вернули.

Мы прошли по апокалиптически выглядящим развалинам и почти сразу почувствовали лёгкий дымок.

Обогнули одиноко стоящую стену, перебрались через разрушенные балки — и обнаружили бомжа.

Тут был уцелевший угол здания. Две сходящиеся стены, над ними чуть накренившаяся, но вроде как прочно застрявшая потолочная плита. Дождь стекал с неё водяным занавесом, за которым дрожал огонёк костра.

Мы переглянулись — и прошли через завесу.

Как ни странно, но тут оказалось почти уютно!