Анна Ветлугина - Свидетели Чистилища [litres]

– А говорила, не знаешь.

– Я не знаю, правда… Их толком никто не знает, даже если кто у них и работает.

– А ты работаешь у них?

Она начала усиленно ковырять ногтем ремешок рюкзака.

– Это, наверное, не работа или… очень странная работа. Я просто сейчас живу тут, и они меня кормят и обследуют. Даже платят иногда.

– Платят? – Мне стало смешно. – Деньги опять в цене поднялись?

– Чего ржешь! – Похоже, она обиделась. – Не только деньгами платить можно. Мне вон то одежку подкинут, то рюкзачок прямо со склада. – Она продемонстрировала уже отмеченный мной рюкзак с розочкой: и в самом деле новенький. – Еще батарейки дают. Пачками.

– Зачем они тебе пачками? Ты что, терминатор? Кстати, дашь одну? У меня фонарик сдох.

Мара впервые улыбнулась:

– Ну, вот ты и сам уже понял, зачем нужны батарейки. Сейчас посмотрю. А кто такой терминатор?

– Неважно, забудь.

Она начала рыться в рюкзаке, а я мучительно размышлял. На кой бы черт ее непонятным работодателям похищать Жору? Чтобы обследовать? Так приди сейчас к нам в Могильник, брось клич, за еду столько научного материала набежит! Еще и конкурс за место устроят. Хватит даже одного запаха говяжьей тушенки, как мне. Или вон «синтетической» копченой колбасы… Пойти все-таки попытаться найти их и спросить? А вдруг у брата с ними какие-то дела были? Он же весь в идеях, с самыми разными людьми постоянно общается и мне всего не рассказывает.

Мара будто услышала мои мысли, сказала хмуро:

– Кир, даже не думай идти к ним. Только навредишь. И не факт, что именно они твоего брата взяли.

– А кто же тогда? Сама сказала: чужие здесь не ходят.

Она протянула батарейку:

– Держи, должна подойти. Чужих тут не бывает. По идее. Но вы же с братом как-то тут оказались. Так что иди лучше пока домой, а я подумаю, что можно сделать. Как наружу попасть, знаешь?

Я помотал головой. Она хихикнула:

– Что, вас с братцем в мешках сюда притащили, как царевича Додона?

– Какого еще Додона? Гвидона, может? И уж тогда не в мешке, а в бочке?

– Я так и поняла, что ты умный, – кивнула девица. – Пошли, покажу выход.

По моим представлениям, мы с Жорой не успели зайти далеко. Однако Мара все вела и вела меня. Коридор сузился, потом она отодвинула скособоченный щит из старого оргалита, за ним зияла пещера, такая же, как наши каменоломни у Могильника. Только плесенью почти не пахло.

Вот тут и пригодилась ее батарейка. Подошла, слава богам, фонарик наконец-то изверг из себя вразумительный свет.

Проход, по которому мы шли, был очень кривой и такой узкий, что приходилось двигаться гуськом. Под подошвой хлюпнуло, и я испуганно дернул ногой.

– Не бойся, это не дождевая вода, – предупредила вопрос Мара. – Не с поверхности. Если бы пещеру затапливало после каждого ливня или по весне, в половодье, фиг бы кто выжил. А тут всего лишь грунтовые воды. Вон там и вон там, – она ткнула пальцем в сторону и за спину, – два ключа бьют. Только ты сами родники не увидишь, потому что их, еще когда я маленькой была, зацементировали сверху, от греха подальше, а ручейки направили по трубам к резервуарам. Сам небось знаешь, откуда вы воду набираете.

Питьевую воду мы в Могильнике набирали из трубы, это верно. Кран открывался дважды в сутки на полчаса. Еще я знал, что раз в неделю дежурные ходят вдоль трубы до восполняемой естественным образом цистерны: при необходимости проводят профилактику или ремонт, меняют очистные фильтры, но в основном их посылают туда ради замены аккумулятора в счетчике Гейгера, который возле резервуара установлен. Однако сам я ни разу там не был – не доверяли мне: как привыкли чужаком считать, так до сей поры и считали. А может, причиной недоверия было то, что я казался им «болезным» – из-за бзиков и заскоков, как называл мои временные помрачения Жора. Как бы то ни было, про родники я слышал впервые. Мне вообще как-то не приходило в голову поинтересоваться, откуда в Могильнике водопровод. Думал, он тут с довоенных времен. А оно вон как – оказывается, его при Маре делали, значит, уже после Катастрофы.

– А попроще нет выхода? – не выдержал я через полчаса болтания в каменной кишке.

– Тебе наружу надо или неприятностей?

Неприятностей мне уже и так хватало, поэтому я молча шлепал за ней дальше, злясь на то, как все нескладно вышло. Наконец впереди забрезжило что-то похожее на дневной свет. Я глазам не поверил: ну ладно оргалит в качестве двери, ну ладно листы металла с пенопластом и герметиком – это все-таки хоть какая-то защита, для идиотов сойдет. Но чтобы совсем без защиты?!

Мы вылезли в заросшую кустами щель рядом с железнодорожной насыпью, это был западный край городка. Неподалеку находились Волчий лес и Гуслицкий монастырь с почти идеальным радиационным фоном. Что, видимо, объясняло наплевательское отношение к защите на входе в пещеру.

А еще где-то здесь шастали огромные волки, в две секунды разрывающие человека на мелкие кусочки.

Очень не по себе стало. Нацепил респиратор. Надвинул капюшон. Натянул краги. Спросил Мару:

– А ты что без противогаза ходишь?

Она усмехнулась, разматывая провода от наушников:

– Толку-то от этих намордников… Лучше давай пастилками угощу. Помогает от радиации.

М-да. Пастилки от радиации. Это что же в голове должно быть, чтобы до такого додуматься?

Мара деловито порылась в рюкзаке, протянула две коричневые пластинки.

– Держи.

От чего они там помогают – наплевать, я два дня ничего не ел, а пахнет вкусно и еще… смутно знакомо. Только не могу вспомнить чем.

Я заглотил сразу обе, они сладковатые оказались, но не приторные, то, что надо. И вкус тоже знакомый. Да блин, лакрица же это. Вкус прошлой жизни. Я до Катастрофы успел два раза в Германию слетать – один раз с классом, другой с Жоркой; там, помню, пирожные мне нравились со вкусом лакрицы. Но откуда она здесь, в этом гребаном Куровском?

Мара пританцовывала под музыку в наушниках, мне даже завидно стало.

– Хочешь послушать? – почувствовала, наверное, мое настроение.

Конечно, хочу. Два десятка лет никакой музыки не слушал, кроме криков, храпа и завываний. Застольные песнопения походили на музыку еще меньше, чем вышеперечисленное. Не на чем же слушать, аккумуляторы – большая ценность, разве только у Босса в них недостатка нет. Не на него ли она работает, кстати?

Интересно, что там у нее в плеере? Что было самым популярным перед тем, как все мы попали под землю?

В наушниках играла классика шестидесятилетней давности. Let it be.

– Ты что, любишь «Битлз»?! Откуда это у тебя?

Выглядела девушка года на три младше Катастрофы. Значит, это уже сейчас, в новой реальности, кто-то подсадил ее на битлов. А может, это в принципе единственная сохранившаяся у крысоедов запись…