Айя Сафина - Падальщики. Книга 4. Последняя битва [litres самиздат]

– В очередной загадке нашего организма, – Генри развел руками. – Никто не может объяснить, почему мы стареем. Есть разные теории, но в основном, они разделились на два лагеря: те, кто защищал эволюционные теории, и те, кто был сторонником теории о постепенном повреждении клеток. Не могу сказать, что я решил эту загадку, но нашел кое-что интересное. Смотрите.

Мы собрались вокруг голограммы, изображающей цепочку ДНК.

– Это участки ДНК половых хромосом. И вот эти гены отключены, – Генри указал на серые участки спиралей.

– Что значит отключены? Гены же не электронный девайс, чтобы отключиться, – возразил Вольт.

– Как раз наоборот. Это – машина воспроизводства популяции. Гены, отвечающие за размножение, могут деактивироваться.

– Это можно исправить? – спросил Кейн, уже строя гипотезы в мозгу.

– Я пытался снова их активировать. Бесполезно. Вирус немедленно реагирует на нарушение собственного гомеостаза и возвращает все в ту модель, которую спрограммировал. Мы не сможем решить эту задачу до тех пор, пока не введем в формулу зараженного с функционирующей репродуктивной системой. Мы просто не знаем, как это должно выглядеть. Потрясающе не правда ли?

– Мне сложно разделить твой энтузиазм по поводу нашей стерильности, – поспорил Кейн.

– Это восхищение тем, как много необъяснимых явлений существует вокруг нас. Мы очень мало знаем об окружающем мире. Только подумай, насколько детально продуманный механизм для уничтожения вида создала природа.

– Но как потеря фертильности объясняет увеличенную продолжительность жизни? – не понимали мы.

– Теорией одноразовой сомы 11 11 Теория одноразовой сомы, иногда теория расходуемой сомы – эволюционно - физиологическая модель, которая пытается пояснить эволюционное происхождение процесса старения . .

Видно было, как Падальщики уже с трудом воспринимали огромное количество новой информации. Мы глубоко вдохнули, обогащая мозги кислородом для подъема на новую информационную гору. А Генри с Кристиной словно испытывали нас на прочность и каждый раз смотрели на нас оценивающим взглядом, мол «Сколько еще выдержите?».

– Смысл этой теории в том, что организм должен находить компромисс в использовании своих внутренних ресурсов из-за их ограниченности, организм должен делать выбор в сторону лучшего способа их использования, – объясняла Кристина. – Примером служит наблюдение за двумя разными популяциями опоссумов в 90-х годах прошлого года. Одна популяция жила на материковой части и постоянно подвергалась атакам хищников, другая же процветала на острове, где на них никто не охотился. Так вот островные опоссумы рожали меньше детенышей и ровно в половину увеличивали максимальную продолжительность жизни. В то время как континентальная популяция из-за угрозы хищников размножалась быстрее, репродуктивная функция созревала раньше, отчего рождалось большее количество потомства, и в то же время сокращалась продолжительность их жизни.

– Другой пример – кастрация, – подхватил Генри. – В двадцатом веке в штате Канзас в США одной из постоянных практик лечения психических больных, была кастрация. Оказалось, что кастраты, в среднем, жили на четырнадцать лет дольше. Таким образом, размножение вида, действительно, имеет негативный эффект на его долголетие.

– То есть вирус лишил нас этого компромисса, полностью деактивировав способность к репродукции. Фактически он сделал выбор за нас, – вставил Кейн.

– И добавил недостающие года для нашей компьютерной модели, – сказала Кристина.

Она переключила изображение, и теперь мы смотрели на длинную математическую формулу, которая заканчивалась трехзначной цифрой со знаком «примерно».

– Учитывая, что вирус не просто сократил нашу способность к размножению, а вообще отключил ее, мы изрядно экономим отпущенные нам ресурсы. Весь потенциал репродуктивной системы теперь направлен на обновление клеток организма, то есть на отсрочивание старости.

– То есть если эта формула верна, мы можем жить до…

Тесса замялась.

– В среднем около восьмисот лет.

В лаборатории воцарилось гнетущее молчание. Мы пытались представить, каково это – жить почти тысячелетие. Ты можешь родиться в период изобретения колеса, а под конец твоей жизни люди начнут межзвездные путешествия на потомке колеса. Все это казалось немыслимым, нереальным, не в этой жизни и не в этой вселенной.

– Очуметь! Я тут двадцать три года прожил, и меня уже все достало! А что будет через восемьсот лет?! – воскликнул Фунчоза.

– Восемьсот лет… это ж целая вечность, – печально произнес Томас.

– Ну а что? Неплохо. Можно в ипотеку взять целый остров…

– Или трешку в Москве…

– Слушайте, давайте не будем нагнетать. У нас сейчас проблема понасущнее, – сказала Перчинка.

– В самом деле, мы паримся о том, чего еще нет. Нам надо сосредоточиться на производстве сыворотки, – подхватил Муха.

– Мы смогли просчитать лишь компьютерную модель. Неужели вы хотите сказать, что создали ее в реальности? – удивился Генри.

– Сомневаешься? Я всегда был смышленее тебя, – грустно ухмыльнулся Кейн.

– А еще у тебя прирожденный дар пыль в глаза пускать. Не поверю, пока не докажешь, – улыбался Генри.

Тесса вышла вперед.

– Я его доказательство.

Генри с Кристиной тут же вскочили с мест и подпрыгнули к Тесс.

– Не может быть!

Генри покрутил голову Тесс, послушал пульс, посветил фонариком в глаза и даже засунул ей пальцы в рот, чтобы осмотреть зубы и слизистые.

– Ты так похожа на нас! – наконец вынес вердикт Генри.

– Ага, подожди пока ее жажда охватит. Она похуже бабы в ПМС станет, – оскалился Зелибоба, вспоминая погоню за Геркулесом. – Хотя вряд ли. Она дралась с чудовищем как раз так, как дралась бы баба в ПМС.

– И на сколько хватает действия сыворотки? – спросила Кристина.

– Зависит от количества мутационных генов. Для Тесс это примерно две недели, – ответил Кейн.

Не знаю как, но во взгляде Кристины читалось понимание того, что отношения Кейн и Тесс гораздо глубже обычной дружбы или приятельства. Глубже до самой матки, я бы сказал.

– Как это происходит? – спросила она, все же оставаясь в первую очередь ученым, а не чьей-то женой.

– Что именно? – нахмурилась Тесс.

– Когда ты потеряла сознание. Когда вирус сместил тебя. Ты помнишь, что ты делала, пока он руководил твоим телом?

– Я не теряла сознание. Просто была близка к этому.

– То есть твое превращение не завершено?

– Я бы предпочла его не завершать.

– Оно верно. Никогда не знаешь, что встретишь на самом дне.

– Что это значит?

– В тебе всего восемьдесят четыре процента мутировавших зараженных генов. Если ты пройдешь полный цикл превращения, то их может стать еще меньше, – пояснил Кейн.