Айя Сафина - Падальщики. Книга 2. Восстание [litres самиздат]

Так проходила третья фаза заражения. Остальные пациенты сошли с ума примерно в одно и то же время. Они нападали на своих родственников, на почтальонов, на продавцов в магазине, на врачей в больницах, куда их доставили. А пока власти снова наспех запирали их в карантин, ученые в буквальном смысле полезли в дремучие дебри с карманным фонариком в руках, потому что до сих пор никто не может ответить на многие вопросы, связанные с тайнами возникновения сознания.

Почему мы осознаем себя? Почему я чувствую себя собой, а не своим соседом? Как мы определяем себя? Как электрический импульс, который по сути своей представляет комбинацию из химических элементов – натрия, хлора, калия и кальция – передает информацию через нейроны? Что вообще такое информация? Как образуется сознание на химическом, нейронном уровне? Где его отыскать в мозгу зараженного? Куда оно делось? Не могло же оно отмереть, как хвост у ящерицы, и отвалиться?

Когда вирус отключил сознание зараженного человека, мы проиграли войну, потому что мы понятия не имели, где теперь искать человека в его же собственном теле.

Лекцию снова прервал громкий раскатистый храп, как рев мамонта. Перчинка не выдержала и сильно стукнула нерадивого брата по плечу. Но вряд ли он что-то почувствовал.

– А мы где сейчас? Мыши с половиной мозга уже были? – сонно спросил он.

Мы снова покачали головами.

– Почему вирус просто не отключил мозг, чтобы убить сознание человека? – спросила Тесса.

– Отключение целых долей мозга невозможно без серьезных последствий для поведения, – ответил Кейн. – Древний, но показательный эксперимент с лабораторными мышами, которым удаляли половину мозга, демонстрирует, что мыши все равно продолжали вести активный образ жизни, потому что оставшаяся часть мозга брала на себя функцию отсутствующей. Вирус избрал мудрую тактику. Он решил подавлять сигналы между возбужденными нейронами, оставляя зараженным интеллектуальный потенциал.

Перед глазами возникла картинка нейронных сетей мозга. Десятки клеток с круглым ядром соединялись между собой тонкими нитями, по которым перемещались электрические импульсы, точно светлячки.

– На биологическом уровне все это происходит так: каждый нейрон человеческого мозга содержит генетически запрограммированный код, который определяет строение нейрона и его связи с соседними. Вирусная клетка вступает во взаимодействие с нейроном, но не уничтожает его, а внедряет в его генетический код свой собственный ген, который управляет связями между нейронами.

Мы наблюдали за тем, как вирион присасывался к нейрону мозга и внедрял в него свою мерзкую начинку. Светящийся до того нейрон затухал, словно жильцы в нем выключили свет. Поступающие по нитям яркие сигналы исчезали в плазматической мембране зараженного нейрона, не добираясь до сердцевины. Мембрана становилась крепостной стеной, через которую импульсы больше не могли пробиться.

– К сожалению, на этом этапе мои нейробиологические исследования остановились.

Кейн выключил свой лекционный планшет.

– Таким образом, спустя девять месяцев после извлечения первого образца почвы из-подо льдов Антарктиды, вирус созрел до того состояния, когда смог истребить человечество. Ему понадобилось на это чуть больше года, – закончил Кейн.

Заражение населения росло в геометрической прогрессии. Не все укушенные люди сразу обратились за помощью в больницы, подарив вирусу драгоценное время. Протоптав дорожку, вирус моментально сократил инкубационный период. Первые пациенты превращались девять месяцев, и в итоге некоторые из них так и не смогли пережить момент превращения, погибнув от болевого шока, потому что организм просто не выдержал такой многосторонней атаки. Но поразительная способность вируса мутировать от одного носителя к другому завербовала в свои ряды вторую волну зараженных, превращавшихся уже три месяца. Третья волна зараженных превращалась в течение нескольких недель. За последующие шесть месяцев вирус изменил свои штаммы так, что инкубационный период сократился до одного дня, и пандемия стала необратимой.

Карантинных мероприятий не хватало, у людей просто закончились ресурсы для сдерживания вируса. Больницы, переполненные зараженными, стали отправной точкой первых массовых нападений. Попытки закрыть города провалились на этапе планирования: об агрессивных нападениях начали сообщать сразу на всех континентах. Самолеты, поезда, корабли разнесли заразу по всему миру до того, как стало известно о новом симптоме.

На несколько минут в помещении воцарилось молчание. Слышны были лишь жужжащие агрегаты Кейна, заполонившие лабораторию, как армия роботов. Мы все украдкой поглядывали на хмурую Тессу со сложенными на груди руками. Она была серьезно озадачена открывшимися фактами, ведь все мы знаем, что на Желяве представления о вирусе жутко примитивны: зараженные хотят есть и их надо убить. Теперь же Тесса, страдающая все это время от информационного голода, судорожно глотала удивительные факты и гипотезы, боясь потерять их.

– Так что насчет лекарства? – она наконец нарушила молчание привычным вопросом.

– Это не лекарство.

Тесса раздраженно вздохнула. Мне кажется, скоро этот неизменный ответ Кейна станет причиной его болезненной смерти.

– Это своеобразная пожизненная антивирусная терапия.

Кейн взял с рабочего стола другой планшет, в котором была собрана вся информация о его наработках за последние сорок лет. И первой же картинкой с тремя разноцветными цепочками ударил в саму суть терапии.

– Это ДНК человека, наша мутированная вирусная ДНК и ДНК самого вируса последней формы.

– Последней формы?

– Как я сказал, вирус очень нестабилен. Он постоянно мутирует в ответ на окружающие условия. Это – его последняя устоявшаяся форма, которую я извлек из свежего образца. Последние одиннадцать лет вирусный геном не менялся.

– Потому что жрать больше некого! – Зелибоба оживился и выдал первую умную мысль.

– Ничего странного. Боб прав. Когда запасы людей начали истощаться, вирус научил зараженных впадать в спячки, прописав соответствующую генную программу в клетки, – подтвердил Кейн.

Картинка стала подвижной. На разных участках отдельных частей ДНК замигали яркие цвета.

– Как видишь, на генном уровне отличий между человеком и зараженным очень много. Понадобились бы сотни тысяч человеко-часов, чтобы найти все изменения, которые внес вирус. Но вопрос не в том, как нам вернуть зараженных в прежнюю человеческую форму. Скажу больше: это невозможно.

– Почему? – Тесса задала резонный вопрос.

– Существует такое понятие, как гомеостаз. Он означает постоянство внутренней среды организма. И соединив свою ДНК с ДНК человека, вирус фактически создал новую биологическую особь со своим определенным гомеостазом. Это удивительно, но вирус обладает своеобразным иммунитетом. И как только я пытаюсь его атаковать, вирусные клетки немедленно подтягиваются к месту вторжения.