Иар Эльтеррус - Черный кузнец

— Значит, вот вы какие на самом деле?.. — по его щекам стекали слезы, но он не замечал этого.

Гнев рос, постепенно переходил в ярость, казалось, кузнеца наполнил ледяной огонь, каждая его жилка горела одновременно льдом и пламенем. Он больше не видел в собравшихся на площади горожанах людей. Не мог их воспринимать таковыми — зверье какое-то, не более. Наконец пузырь гнева прорвало, и из клетки донесся дикий рев:

— Я отрекаюсь от вас, люди!!! Будьте вы прокляты вовеки веков!!! Да падет на вас кара за невинную кровь!!!

И такой силой искреннего чувства были наполнены эти слова, что затронули древнее нечто, спящее далеко среди гор. Оно пробудилось и вслушалось в происходящее, быстро оценило услышанное и заинтересованно принялось ожидать развития событий. Похоже, трехсотлетний сон подошел к концу. Но судить пока рано, нужно еще поглядеть, что выйдет. Хватит ли у этого человека гнева и боли, чтобы пройти все, что он должен пройти. На первый взгляд — хватит. Но это только на первый…

Стражники вытащили из клетки бешено бьющегося Микулу, оттащили на помост и приковали к столбу над костром. Он немного подергался и замер, поняв, что вырваться все равно не получится. Когда кузнец поднял голову, отшатнулся даже палач — его единственный глаз наполнял такой нечеловеческий гнев, что видевших это людей затрясло.

— Создатель! — осужденный внезапно поднял взгляд вверх. — Ты же знаешь, что я невиновен! Так помоги же мне! Ты же Свет!

— Заткнись, гнида! — озлившийся на такую наглость стражник ударил осужденного древком алебарды, но тот не обратил на это ни малейшего внимания, он продолжал бросать в небо богохульства.

— Да пусть себе орет, — ухмыльнулся палач, хлопнув стражника по плечу. — Щас ему припечет, еще не так заорет…

— Значит, я безразличен тебе, Создатель?.. — хрипел Микула, корчась в путах. — Тогда я отрекаюсь от тебя! Слышишь?! Я отрекаюсь от тебя и твоего Света! И будь ты вместе с ним проклят!!! Я больше не твой!!!

Если бы проснувшееся недавно нечто имело тело, оно бы удовлетворенно покивало. Похоже, этот действительно достоин. Хорошо бы, давно пора навести в этом злосчастном мире хоть подобие порядка, да только инструмента подходящего никак не попадалось.

Душа Микулы выгорала, корчась в невидимом никому белом огне, он отрекался от всего человеческого, всего, что было дорого ему еще вчера. Отрекался от веры, жизни, дружбы, любви, доброты, злобы и ненависти. Никто не понимал, почему это осужденный вдруг начал вести себя так. Большинство разочарованно подумало, что он сошел с ума и теперь не прочувствует до конца казнь. И опять ни один человек не посочувствовал! Трудно сказать как, но кузнец понял это и разъярился еще больше.

— Прими же мою душу, Владыка Тьмы, Зверь Ада! Прими ее Мать-Тьма!!!

Однако и Тьма ничего не ответила, напрасно Микула взывал к ней раз за разом. Несмотря на это, жажда отплатить палачам и убийцам все сильнее овладевала им. Гнев уже не бурлил, он бил фонтаном, захлестывал всю сущность кузнеца, превращал его в нечто такое, чему и названия-то не было в человеческих языках. Однако Тьма продолжала игнорировать неистовые призывы точно так же, как проигнорировал их Свет.

— Вот, значит, как?!. — нечеловеческий голос разнесся над площадью, заставив людей потрясенно замолчать, уставившись на трясущегося, как в лихорадке, осужденного. — И тебе я не нужен?! Что ж, я отрекаюсь и от тебя! Будь ты проклята, Тьма!!! Ты и твой Владыка!!!

Нечто далекое тоже зашлось в диком хохоте. Да! Наконец-то настоящий, не боящийся быть самим собой! Быть тем, кто он есть! А ведь всю жизнь держал себя в кулаке, только сейчас, когда его невинно осудили, осмелился выпустить свою суть наружу. Но это еще не все. Осталось последнее испытание…

— Поджигай! — вскочил Сергий, вне себя от гнева. — Он совсем сошел с ума!

Палач поклонился и поднес факел к основанию пирамиды дров. Они сразу занялись — были политы горючей жидкостью. Огонь сперва нерешительно, а затем все живее принялся пожирать дерево. Прикованного к столбу кузнеца скрыл густой дым.

Микула закашлялся, он уже чувствовал жар, но пока не сильный — в кузне порой куда жарче бывает. Но это только пока, огонь еще не добрался до его тела… Стоп, огонь. Он ведь всегда служил именно огню, как и любой кузнец… Так может попросить огонь, чтобы тот взял его тело, даровав быструю смерть?..

Кузнец и сам не понял, что сделал в следующее мгновение — кажется, полностью открыл душу пламени, впустил его в себя, сделал своей сутью. Неудивительно, что он смог — ни привязанностей, ни веры, да и вообще ничего у него не осталось. Все отобрали. И от всего он отрекся, все отринул. Микула не обратил внимание на боль, когда огонь добрался до его ног, наоборот, радостно приветствовал ее. И опять же принял в себя, сделал своей частью. Кожа человека, перестающего быть человеком, почернела и полопалась, но он этого не ощутил. Из костра донесся безумный хохот, и стражники с палачом вздрогнули, осенив себя святым крестом.

Пламя коконом охватило Микулу, а он продолжал смеяться, приветствуя огненную купель. Что-то менялось в нем, менялось раз и навсегда. Во что он превращался? Кузнец не знал, да и знать не хотел — он торжествовал. А затем в сознании непонятно откуда возникли слова, странные, непонятные слова. И из костра, на страх собравшимся на площади людям, загремел нечеловеческий голос:

Я прошел сквозь жар огня,

Вслед пылала мне земля,

Ветры пели гимны крови.

Был распят я средь толпы,

Сброшен в лоно пустоты,

Проклят был богами ночи.

Я отринул свет и тьму,

Лишь огню теперь служу,

Не блаженству и не боли.

Средь миров мой дом стоит,

В нем очаг всегда горит,

Манит многих против воли.

Его сопровождала зазвучавшая с небес скрежещущая, пугающая музыка, такой в Камнераде никогда не слышали. Да и попробовал бы какой бард сыграть что-то такое — камнями бы закидали! Над городом начали заворачиваться в воронку мгновенно набежавшие черные тучи. А затем прямо в центр костра ударила черная молния. Нет, не молния, столб тьмы, прошитый огненными плетями!

Нечто в горах скачком расширилось до пределов мира — свершилось! Он рождается! У него хватило гнева, отчаяния и решимости! Теперь все в его руках. И оно растворилось в мироздании, одновременно став единым целым с душой человека, которого когда-то звали Микулой. Впрочем, уже не человека…

С костром происходило что-то невероятное — он вдруг распух до пределов помоста, с которого спешно попрыгали стражники, прикрывая лица от страшного жара. Палач с помощником спрыгнуть не успели и вспыхнули факелами, заорав не своим голосом. Впрочем, они недолго орали, почти мгновенно превратившись в пепел. Люди в ужасе бросились прочь с площади, давя друг друга. Казнь проклятого колдуна обернулась чем-то жутким.