Сергей Гордиенко - Капитан Проскурин Последний осколок Империи на красно-зелёном фоне

Я почувствовал лёгкое прикосновение к левому плечу. Рука была сильная, тяжёлая, мужская.

– Капитан, Вы меня слышите?

Снова голоса? Нет, кажется, в этот раз всё реально. Выстрелов не слышно. Тот взрыв… По телу пробежала дрожь.

– Капитан, Вы нашли его?

Знакомый голос. Ответить? Промолчать?

– Он Вас не слышит, господин генерал, – женский меццо-сопрано в белом облаке.

– Поручик, передайте главнокомандующему придётся начинать эвакуацию.

Здесь, внизу – боль. Меня неудержимо тянет вверх. Отрываюсь от тела. Какое облегчение!

– Доктор, скорее! Он умирает! – раздаётся крик из белого облака.

Огромный ландшафт в виде ромба. Заснеженные горы с руинами старой крепости на вершине и поросшие мхом каменные могилы у подножья. Метель и скрип сосновых стволов. Старик с посохом в снежной яме. Пещера. Заныла рана на правом бедре. Теперь не выбраться обратно наверх! Костёр и чёрные силуэты. Партизаны? Поднялся командир. Венок из полыни, борода. Почему в белом хитоне, в сандалиях? Поднимает руку. Револьвер? Я без оружия! Известниковые стены сотрясает бас:

– А где же он?!!!

8 ноября 1920. Наконец прибыл большой транспорт «Рион» с зимней одеждой для войск, но уже поздно, гроза надвигается, наша судьба на волоске. Прежде всего необходимо обеспечить порядок в Севастополе, а войск там почти нет. Мой личный конвой под Ялтой добивает загнанных в горы «красно-зелёных» Мокроусова.

Как только прибыл на поезде в Симферополь, приказал вызвать роту юнкеров Алексеевского училища и подготовить вагоны в Севастополь. Принял губернатора Лодыженского, ознакомил с обстановкой и приказал генералу Абрамову подготовить эвакуацию военных и гражданских.

Послышался стук в дверь. Громкий, требовательный. Стучавший был уверен, что у него есть право беспокоить меня в одиннадцатом часу ночи.

«По службе,» – понял я, вставая с постели.

На пороге стоял поручик в чистой шинели и защитными очками на лбу. Штабист на авто.

– Вам конверт, господин капитан! Ожидаю внизу.

Судя по лаконичности и уверенности, служит у генерала. На конверте ни имени, ни печати. Странно. Вскрываю:

«Мой дорогой царицынец! Жду безотлагательно. Н. А. Л.»

Я оделся и положил в карман шестизарядный браунинг. Ночной Севастополь порывом ледяного, солёного ветра унёс из-под шинели тепло спальни. У подъезда стоял чёрный «Руссо-Балт» с остеклённым салоном и брезентовой крышей. Мотор уверенно завыл и мы по тёмным улицам поехали на восток. Странно, я ожидал оказаться в штабе полка. Или снова допрос в морской контрразведке почему заступился за комиссара Кольку Букатина? «Мой дорогой царицынец…» Нет, так на допрос не вызывают!

Выехали за город. Узкая, заснеженная дорога в лесу. Ветер усилился, наполняя салон стужей. Показалась деревянная купеческая усадьба и свет керосиновой лампы на втором этаже.

– Вас ожидают, – бросил поручик, не оборачиваясь.

Охраны нет. Тяжёлая дверь, тёмный коридор и отблеск лампы на лестнице. Предательство или подпольщики? Я достал браунинг. Дверь в кабинет открыта, но внутри никого не видно.

– Заходите же! – раздался знакомый, уверенный голос.

Послышался скрип кожаного кресла и на свет вышел широкоплечий господин в генеральской форме, с короткой стрижкой, большими синими глазами и самодовольной улыбкой.

– Анатолий Леонидович?!

– Не ожидали? – генерал Носович протянул руку. Рукопожатие было, как всегда, крепким, почти до боли, мгновенно напомнив о нашей первой встрече в Царицыне.

– Знал, где Вас искать. В Добровольческой армии!

– Поступил на службу осенью.

– Искал под фамилией Истомин, а Вы, оказывается, числитесь Проскуриным.

– Указал настоящую фамилию. Нет более причин скрываться.

– Как спасались из Царицына?

– Весьма тривиально – переправился через Волгу.

– Домой, на хутор к казакам?

– Так точно, Ваше превосходительство.

– Вспоминал о Вас. Прошу за стол, отужинаем. Разговор предстоит прелюбопытный.

Стол был накрыт весьма скромно: картофель в мундире, солёные огурцы, маринованные оливки и мелко нарезанное сало.

– Благодарю. Вы как спаслись?

– Через совдеповский штаб в Балашове. С Ковалевским оправдались перед пролетарским трибуналом, развалили «товарищам» фронт и бежали. Точнее, бежал я с Садковским. Смог спасти только супругу Ковалевского. Потом два месяца под следствием у наших безмозглых генералов. Помянем полковника! – Анатолий Леонидович наполнил рюмки. – Расстрелян в декабре. Большевистская сволочь истребляет лучших сынов Отечества. За их светлую память!

– Об Андрее Евгеньевиче что-нибудь слышали?

– Снесарев? У красных. Чем-то командует. Так и не понял, что, в конце концов, и его расстреляют. Вы как?

– Командир эскадрона кавалерии. Отправляют на Перекоп.

– К Слащёву? Что думаете о дальнейшей борьбе? – взгляд генерала остался таким же пронзительным и упрямым, но просматривался оттенок усталости и разочарования.

– Я против наступления в Новороссии. Лучше сосредоточиться здесь, на полуострове, укрепить Перекоп и организовать морскую службу. Положение стратегически выгодное.

– Согласен. Надеюсь, командующим назначат барона Врангеля. Сумеет благоустроить гражданских и привести армию в порядок.

– Офицеры недовольны поражениями прошлого года, обвиняют генералитет.

– Правильно обвиняют. Один Деникин чего стоит! Провалил мне сдачу Царицына!

– Вы в каком ведомстве служите?

– В тылу, конечно! – на лице генерала появилась язвительная улыбка.

– Почему в тылу?

– И почему «конечно»? Мои «благодетели» Лукомский, Драгомиров, Покровский, Романовский и Богаевский, бездарно проигравшие южную кампанию, все здесь. Привёз из совдепии два портфеля штабной документации. Не поверили! Мне, генералу русской армии! Теперь командую тыловыми соединениями. Ловим «зелёных».