Василий Лазарев - S-T-I-K-S. Гром

– Не оглядываться. Шире шаг, – мне застегнули руки за спиной и высоко задрав их повели по коридору в унизительной позе. – Привыкай, ты теперь раком всю свою оставшуюся жизнь будешь ходить. ИК-5 знаешь это что?

– Нет, – прохрипел я. Откуда мне знать, я что рецидивист.

– По мне так самая страшная тюрьма. Особый режим. Остров на озере. Насильники убийцы людоеды. И очень не любят тех, кто убивает сотрудников. Вы там третью мировую с дружками затеяли, теперь ты сволочь будешь за всех отдуваться. Знаешь как?

– Нет, – опять прохрипел я.

– Опустят тебя. Жди, – прошептал он мне на ухо. А потом выпрямившись сказал уже громко. – Стоять. Лицом к стене.

Меня погрузили в автозак и повезли обратно в Бутырку. Прописку мне поменяли на широко известный в узких кругах коридор номер шесть, где раньше сидели, ожидая расстрела. Теперь здесь уже ждали свой этап осуждённые на пожизненное.

– Как съездил Олег? – спросил меня скромный мужичок, сидящий на нижних нарах. Такого встретишь на улице и пройдёшь мимо не заметив. Ниже среднего роста, невзрачный, глазки бегающие. Идёт он, сгорбившись с чемоданчиком сантехника по улице на голове кепка на глаза надвинутая и рыжие бакенбарды. Что можно подумать? Правильно у кого-то засор в туалете, и он спешит его пробить. Ни один мент за последние десять лет его ни разу не остановил. А если бы поинтересовался содержимым чемоданчика, то весьма расстроился. Там Соломоныч таскал ТТ с глушителем и нож. Мужичок подрабатывал киллером. Сидел он в этой камере уже три года и ждал расстрела. Теперь его заменили на пожизненное. «Помиловали» как выразилось начальство. Я честно никогда не любил насилие. По необходимости, конечно, я всеми руками за. Что в школе что в армии что потом. Но мне это не доставляло удовольствие. Не было во мне этого как у Вальки. Тот вот точно получал кайф. Кошку замучить или кого-то избить. Это доставляло ему огромное удовольствие. Лёха тот молчун, но тоже, где залезешь на него там и упадёшь сразу. Конкретный пацан, говорили про него. А меня звали отличник. Три четвёрки за десятый класс остальные пятёрки.

– ПЖ Соломоныч. ИК-5, – я следил за выражением его лица. Когда я сказал куда, он слегка помрачнел.

– Вологодский пятак. Что ж мои соболезнования. Статья то у тебя грамотная только вот не для них. На строгаче ты бы как сыр в масле был, а там особый. Крытка. Только погулять немного или на работу. А так всё время три метра туда три назад.

– Меня, когда конвойный вёл, на ухо прошептал, что меня там обязательно опустят сами же менты. За мои геройства, – покачал я головой.

– Нашла коса на камень. Вам деваться то некуда было. Так?

– Так. Единственный вход перекрыли. Чего они ещё хотели.

– Судьба. А мне всего равно не жить, – посетовал мужичок.

– Почему?

– Меня в «Чёрный лебедь» там тоже не сахар, но все едино завалят меня. Ты думаешь я как здесь оказался? Десять лет не единого прокола. Сделал, ушёл. Сдали меня, Олежка. Подставили меня как отработанный материал. Взяли на горячем. Подвели под расстрел. А мне ПЖ. Значит на месте приговор и приведут в исполнение.

– Неприятно… – я поёжился. Меня самого ожидала участь может даже и пострашнее.

– Точнее не скажешь, – засмеялся мужичок закашлявшись. – Давай спать.

Засыпал он быстро. Как космонавт в отличие от меня. Я крутился на жёстких нарах, не находя себе места и всё думал, думал, думал. Если разобраться зла я наделал немало. Заслужил сполна. Если бы не Валька, то я сам положил их. Даже не сомневаюсь. Я для себя давно всё решил и выбрал сторону. Ещё когда мы заперли того чурбана вместе с его цветами в палатке. Да, спичку тогда поднёс Лёха, но замешаны то мы были втроём. Сгорел заживо коммерс. После этого нам весь рынок вовремя стал бабло заносить. Так что, считай они на мне. Так вот судьба распорядилась за всех мне ответ держать. Но я не дамся. Повешусь на хрен не буду я жить опущенным. А удастся так и утащу с собой кого. Что мне терять? Кошмарные мысли стучали мне в череп ещё полчаса пока я не заснул. Лучше бы уж не засыпал. Вот тогда началась жесть.

Во сне и двигаешься как улитка убежать никуда не можешь. И ответить никак нельзя. Сначала мне приснилась Ирка такая вся раскрасневшаяся с распухшими губами вылезающая из пятисотого мерседеса. И рука… волосатая лапа с перстнем, протягивающая ей вслед сто баксов. Она улыбнулась, быстро сцапав купюру и пошла, вихляя бёдрами. Я почему-то сидел, прислонившись спиной к дому на асфальте. Была зима, а она в распахнутой норковой шубе с распущенными волосами и в мини-юбке. Меня не замечает, что ей какой-то грязный бомж. Прошла. Мерседес уехал. Вместо него передо мною останавливается милицейский «козёл». Валька и Лёха в ментовской форме выбегают из машины и хватают меня подмышки и волокут обратно в козёл. Запихивают меня в заднюю дверь. Там уже сидит генерал в парадной форме и ржёт, глядя на меня. Потом лезет рукой в отворот шинели достаёт оттуда огромный фаллоимитатор и дарит его мне. Всё смеются кроме меня. У меня слёзы на глазах. Вместо водителя сидит Ирка с распухшими как вареники губами и пытается их раскрасить помадой. По-моему, я кричал во сне от такого ужаса. Проснулся весь в поту. На меня смотрит Соломоныч сидя на своей шконке.

– Приснилось чё? Ну что же соколик как раз вовремя ты проснулся. На этап тебя зовут.

– Так быстро? – мне показалось что я ещё сплю. Посмотрел на часы полтретьего ночи.

– Да. Так быстро. Отсюда раньше в полтретьего на расстрел уводили. Так что поживём пока ещё. Давай брат, держись, – он обнял меня. Я нащупал свои ботинки и побрёл, сгорбившись к ожидающему меня конвоиру.

– К стене, – дверь закрылась на три оборота. – Вперёд. Голову вниз. По сторонам не смотреть.

Добирались до места сутки, может чуть меньше. Не помню. Только и запомнил, что длинную дощатую дорожку. Справа вода, слева вода, впереди приземистые постройки. Как объяснили – это бывший мужской монастырь. Вот ведь люди эти монахи. По собственной воле там тёрлись. Значит место намоленное. Ближе к Богу опять же. Я как-то раньше не задумывался, но, когда сунул руку в карман робы обнаружил в нём бумажную иконку. Соломоныч не иначе. А кто ещё мог положить не вертухай же. Соломоныч выкрест, как он выражался. Еврей, поверивший в Христа. Потом уже рассмотрел в поезде да его это иконка была. Ладно. Я вроде крещёный хотя точно не помню. Мать чего-то говорила давно. Дошли. Приёмка.

– Громов! – выкрикнул конвойный.

– Я! – хрипло каркнул я.

– Первоход что ли? Делаешь шаг вперёд. Называешь имя-отчество и статьи.

– Олег Иванович. Статья 161, 105 часть вторая пункт А, Ж, З, – крикнул я. В строю стояли кроме меня ещё три человека. Два повернули голову и глянули на меня с уважением как мне показалось. Один такой интеллигентный вообще никак не отреагировал.