Игорь Саюнов - Лазурь. Параллель

Терапевт любил выпить и часто сидел в баре, болтая то с Полынью, то со своими знакомыми, приходящими и уходящими вглубь Зоны. Со временем у него завязалось общение и с Павлом.

– А ты действительно терапевт? – спросил тот еще в самом начале их знакомства.

– Травматолог, – грустно усмехнулся врач, побалтывая оставшееся содержимое стакана. – Между прочим, без ложной скромности, весьма преуспевающий! У меня была частная практика, клиенты валили валом.

– А потом ты внезапно осознал, что нужен в Зоне? – удивился Павел. – Или дело в чем-то другом? Деньги? Влияние? Тайны?

– Если бы. В какой-то момент среди пациенток попалась одна небедная, но малоадекватная дама, которой я почему-то не понравился. Вот прямо с порога. Она грубила мне, всячески пыталась поддеть… может, это какая-то детская психологическая травма, поди ее разбери. В любом случае я вправил ей вывих тазобедренного, назначил терапию, все как полагается, а через два дня узнал, что она написала на меня заявление, якобы за домогательство. Видите ли, я ее потрогал. – Врач хлопнул стаканом об стойку. – Да, черт побери, потрогал! Потому что вправлял! Это сложно сделать не прикасаясь.

– А на самом деле ты…

– Боже упаси! – замахал руками Терапевт. – Я ценю профессиональный этикет. Если бы она мне и приглянулась, максимум пригласил бы на свидание. Да и к тому же она замужем была. Но заявление тем не менее написала, а учитывая влиятельность ее мужа в силовых кругах, выбор у меня был невелик. Вот я и оказался там, где никого не ищут и где моя профессия имеет вес.

– А почему все-таки Терапевт, а не Травматолог?

Врач пожал плечами.

– В первом варианте меньше букв, полагаю.

Вторым человеком был коротко стриженный суровый сталкер, которого все называли Горелым. Говорил он немного и тяжело, будто это всегда давалось ему с усилием. На правой стороне его лица виднелись странные следы, будто от застаревших оспин, и Павел решил, что, возможно, когда-то это был ожог, давший сталкеру такое прозвище. Горелый торговал всякой мелочовкой, исправно носил экспонаты для коллекции Полыни и мог неделями пропадать в Зоне, а в баре более-менее близко общался только с Терапевтом, и то это скорее походило на обмен новостями, нежели на дружбу. Именно с этих двоих все и началось.

В очередной раз, сидя за стойкой вместе, Терапевт и Горелый поспорили, что вытянут Павла с собой на вылазку. О том, что он давно этого хочет, оба прекрасно знали, равно как и о том, что Полынь не позволял парню выходить ни на метр за пределы бара. Тут и дураку было понятно, что причиной тому – немалые деньги, регулярно приходившие хозяину из-за границ Зоны. Сколько ни секретничай, а шила в мешке не утаишь.

Все началось с шуток. Оба сталкера время от времени подкалывали парня, мол, уже год почти в Зоне, а ничего кроме здания бара так и не видел. Тот в ответ устало оправдывался непрестанным вниманием Полыни и Удава, и в итоге Горелый, которого вся эта история порядком раззадорила, вскочил и рявкнул, что завтра Павел двинет с ними в вылазку. Терапевт на это резонно заметил, что Горелому уже хватит алкоголя, но тот предложил спор, от которого врач, уверенный в своей правоте, отказываться не стал. Спорили на сущую мелочь – на банку тушенки, однако важнее всего здесь был уже не приз, а принцип. Горелый, поворчав что-то своим глухим голосом, достал из кармана маленький сверток и потопал в кабинет Полыни, буркнув Удаву, попытавшемуся встать у него на пути: «Пшел прочь!»

Тот, зная сталкера и его дела с хозяином бара, спорить не стал, но отступил не в сторону, а внутрь ведущего к апартаментам коридора, крикнув на ходу:

– Босс! Тут это! Что-то несут тебе!

– Никого не вызывал! – отрезал голос из недр.

Удав встал в защитную позу, приготовившись отражать натиск Горелого. Тот гаркнул через его плечо:

– Полынь! Дело есть! И товар!

– Горелый? – донеслось из комнаты. – Проходи. Впусти, Удав.

Охранник отступил, прижавшись к стене и пропуская сталкера. В комнате Полыни, как всегда, стоял тихий, будто доносящийся с задворок сознания шум. Разноголосо тикали часы в витрине – слабость хозяина бара, собиравшего их со времен, когда он еще не был в Зоне. Множество нестройных щелчков, сливаясь в один, образовывали звук, напоминающий не то далекое капание воды, не то шум прохудившейся газовой трубы. Они впивались в мозг, лились вместе с мыслями, не давая сосредоточиться. Горелый уже не раз задумывался, сидя в этом кабинете, не специально ли Полынь выбрал именно часы: ведь он привык к их звукам, его они не раздражают, а любой гость, пришедший к нему, будет в замешательстве, что даст хитрому торговцу преимущество в любом споре и любой сделке.

– Что у тебя? – лениво спросил хозяин, откинувшись в кресле.

– Вот. – Горелый вынул из кармана изящный серебряный портсигар с тиснением, изображавшим подсвечник и ветвь оливы. Хозяин бара поморщился. – Не твоя тема, знаю, но я и денег за него не прошу.

Хозяин бара удивленно вскинул брови.

– А что просишь?

– Отпусти Павлуху прогуляться с нами на ближний кордон. Под мою ответственность.

Полынь удивленно подался вперед.

– А это тебе на кой? Ты же знаешь, что мне платят за него, и я не хочу рисковать такими деньгами!

– Знаю. – Горелый подошел и наклонился через стол, глядя на хозяина бара в упор. – А ты знаешь меня. Я тебя хоть раз подводил, Юрка?

Тот, очевидно, смутился, услышав свое имя, но не подал виду, лишь зыркнул в коридор, будто чтобы убедиться, что никто ничего не слышал.

– На кой тебе? – повторил он. – Пацана, что ли, жалко стало? Так ему здесь неплохо живется!

Горелый покачал головой.

– Да если бы… спор. Проигрывать не хочу.

– Спор, что ты уболтаешь меня отпустить с тобой пацана? С кем? Ваня, ты совсем последние мозги пропил? На что?

– С Терапевтом, – признался Горелый. – На тушенку.

Полынь вздохнул, прикрыл лицо ладонями и всхлипнул. Потом еще раз. Потом откровенно хрюкнул, не удержался и, резко откинувшись назад, заржал в голос.

– Тушенка, черт ты лысый! Тушенка! – стонал он, едва справляясь с накатывающим смехом. Он смеялся так долго, что Горелый раздумывал, то ли уйти, то ли взять его за грудки и встряхнуть, но внезапно тот стал серьезным и, сдерживая смешки, заявил:

– Полбанки мои.

Сталкер, удивленный таким резким поворотом, округлил глаза и кивнул.

– Поверил, да? – ласково спросил Полынь, однако в его голосе проскользнули стальные нотки. – Я что, идиот, по-твоему? Ты думаешь, я ради твоего спора и вот этой шняги, – он потряс в воздухе портсигаром, – золотую жилу соглашусь потерять? Да ты представляешь, сколько мне платят за пацана? А это что? Что ты притащил? Консервных банок бы еще насобирал, умник! Я тебе сколько раз говорил, только часы и ничего больше!