Шимун Врочек - Война-56. Книга 1. Зов Лавкрафта

Он не сразу нашелся, что сказать.

– Это… неудивительно.

– Да. Вы пещерный человек, Шон, и привыкли получать женщину, которую хотите. Вы бьете ее по голове дубиной и тащите в свою пещеру. То, что дубину мужчинам теперь заменяет смокинг, пошитый на Сэвил-роу, ничего не меняет.

Коннери помолчал. В ее словах был резон.

– А Хичкок?

Грейс выпустила дым.

– Он мог получить меня, если вы об этом. Если бы только захотел. Но он не хотел разрушать… и хотел большего. Хич любил меня через свою камеру. Возможно, он единственный и любил. В перерывах между дублями он лично поил меня чаем. Смешно, правда?

Она смотрела на него спокойно. Коннери вдруг ощутил, что сердце у него стучит и ладони вспотели. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, он шутливо обратился к Грейс:

– Как думаете, режиссер может стать хорошим мужем?

– Нет.

– А шпион?

– Нет. – Она помолчала. – Но, с другой стороны, любой мужчина вряд ли может стать хорошим мужем… Вы предлагаете мне руку и сердце, Шон?

Он помедлил. Как прыжок с парашютом: обратного пути не будет.

– Да.

Впрочем, всегда можно не дергать за кольцо.

Молчание затянулось. Он посмотрел в ее голубые глаза и понял, что ничего не может в них прочитать. Совсем ничего. Снежная королева. Вулкан под снегом.

– Я замужем, – произнесла она наконец.

– Уже нет, – сказал он и спохватился.

Джентльмен – это человек, который всегда выглядит таким вежливым, каким бывает лишь изредка.

– Чтоб меня! Ваш муж… – начал он. Грейс перебила:

– Я чувствую… печаль. И облегчение.

– И все же… что ты ответишь на мой вопрос?

Она положила сигарету и раздавила ее.

– Трахни меня.

– Ты не ответила.

– Трахни меня как можно сильнее.

Губы ее были ледяные.

Когда все закончилось, она лежала на кровати обнаженная, подперев голову рукой, и рассматривала его татуировки. Коннери сделал их во время службы на флоте. Тогда он был молодым лопоухим матросом, которого подкосила язва желудка. Кто же знал, что через несколько лет он вернется туда с повышением. Коммандер Коннери, да.

«Шотландия навсегда» и «Мама и папа».

В общем, кое-что из его характера эти надписи отражают.

– Вы помните, Шон, что обещали мне одно желание? – сказала Грейс.

– Конечно, – ответил он почти без заминки.

Она перевернулась на спину и закрыла глаза. Синий свет погас.

– Оставьте меня в покое, пожалуйста. И больше никогда не появляйтесь в моей жизни.

Коннери молча встал и начал одеваться. Закончив, положил «вальтер» в наплечную кобуру и надел пиджак. Грейс лежала, глядя в потолок.

– Я пришлю за своими вещами, – сказал он и вышел. Так себе прощальная фраза.

На площади де Треви плескалась жизнь, как форель в садке в рыбном ресторанчике. Фонтан был окружен приезжими, бросавшими монеты, чтобы вернуться в Вечный город еще раз.

Вопрос: зачем?

Он внезапно вспомнил, как сидел здесь за столиком в пятьдесят четвертом, а киношники снимали фильм с той симпатичной девушкой, Одри Хепберн, которая играла принцессу. Как же он называется? «Римские каникулы». Точно. Одри Хепберн и Грегори Пек. Хороший актер. Он много раз видел плакаты, но так и не удосужился посмотреть фильм. Может, и стоило. Может быть.

Коннери купил газету у старика с коричневым, высушенным лицом.

– Американо? – спросил тот надреснутым голосом. «Американец?»

– Но. Грацие.

Заголовок гласил:

«АТОМНАЯ ВОЙНА? Зачем Советы взрывают Северный полюс».

Сучка, подумал Коннери. А потом, без всякого перехода: интересно, чем русским насолили белые медведи?

МОСКВА (ТАСС) от 12 июня 1959 года:

Вчера, в 14 часов 28 минут советские сейсмические станции зафиксировали землетрясение в районе Северного полюса силой около 7 баллов по шкале Рихтера. Заборы проб воздуха дают повод назвать это явление взрывом ядерной природы мощностью около 1,5–2 мегатонн.

Это дало повод правительству США и некоторых европейских стран обвинить Советский Союз в проведении испытаний в международной зоне.

ТАСС уполномочен заявить: Советский Союз не причастен к так называемому атомному взрыву в районе Северного полюса. Это грубая нападка антисоветски настроенных сил. Советский Союз не раз выступал с мирными инициативами по поводу ограничения и запрещения ядерного оружия.

Еще более смехотворной выглядит попытка недобросовестных западных СМИ обвинить советские Вооруженные силы в потере атомной бомбы, которая якобы и вызвала взрыв.

Все советские ядерные заряды (в том числе и водородные) находятся в полной сохранности и в любой момент могут быть использованы для отражения агрессии против Советского Союза.

– Думаю, это достаточно завуалированный ответ, – сказал министр. – Как считаешь, Ваня?

Генерал Алексеев, в прошлом участник боев в Корее, ныне – командующий киевским военным округом, пожал плечами. Это не то чтобы его удивляло. Но все-таки взрыв ведь не иголка, его в стоге сена (и даже всего полярного снега) не спрячешь. Генерал настаивал, чтобы в заявлении прямо указывалось «атомный взрыв был», сейчас выясняется, как и зачем. Пелена секретности тут ни к чему – западные если что выведают (а они узнают, радиоактивные пробы воздуха дают точный ответ), то скандала не избежать. Лучше сразу сознаться в чем-то меньшем, чем потом получать за большее, которое, несомненно, раздуют западные газеты и пропаганда. Скрытность – большая ошибка в этом случае.

Впрочем, даже не это главное.

Алексеев покачал головой:

– Думаю, у нас могут быть проблемы посерьезнее. Если мои предположения подтвердятся.

– Серьезнее, чем даже Третья мировая? – едко переспросил министр обороны.

– Так точно, Родион Яковлевич.

– Ну-ну.

– Товарищ министр, разрешите представить соображения?

Министр поморщился.

– Ну-ну, Ваня, – повторил он. – Давай без этих твоих. В чем дело?

Алексеев сделал шаг и положил на стол тонкую папку в дешевой канцелярской обложке, скрепленной желтыми жестяными зажимами. Министр поднял голову:

– Что это, Ваня?

– Отчет по «группе тридцать».

– И о чем мне это должно говорить?

– Лодка «К‐3», Родион Яковлевич. Задание похода составлялось по докладу, представленному группой. Помните, я докладывал…

– Что вы мне голову морочите, – проворчал министр. – Ваня, у меня нервы, знаешь, не железные. Я уже вторые сутки на кофе и валокордине сижу. У меня сердце уже задергано туда-сюда. У меня тут на Северном полюсе ЧП такое, что ложись и помирай, если ты не в курсе. А ты хочешь, чтобы я сел сейчас и это прочитал?! Ты этого хочешь, Ваня?

Алексеев выпрямляется. Он высокий, даже суховатый, с жестким, подсвеченным лампами лицом.