Евгений Абрамович - Головорезы

– Простите, мужики, – снова заговорил Сергеич, пряча фотографию обратно в карман – Пришел тут к вам в гости, наорал…

– Ничего, – за всех ответил Кувалда, – Ничего страшного…

Другие согласились, закивали. Абрам ободряюще хлопнул Сергеича по плечу. Чирик виновато улыбнулся. Все знали, что женщины и ребенка на фото уже давно нет в живых. Они умерли от болезни с разницей в несколько дней. Их тела, как и трупы тысяч других горожан, нашли покой в погребальных кострах, которые пылали вокруг Новополоцка в первый год, когда по улицам ходили санитарные отряды, когда старая жизнь еще не осталась в прошлом окончательно. Сергеича связывало с ней именно это фото, как якорь, не позволяющий окончательно потеряться в бушующем шторме настоящего. Больше у него не осталось ничего и никого.

Кувалда незаметно сунул руку в карман штанов. Там у него лежал собственный якорь. Такой же, как у Сергеича, но совершенно другой. Заламинированный когда-то предусмотрительной маленькой блондинкой. Подаренный в день отъезда, когда казалось, что разлука не будет долгой. Последний хороший и спокойный день, о котором приятно вспомнить без всяких скидок. Эту маленькую фотографию Кувалда не показывал никому.

– Давайте выпьем, – как ни в чем не бывало предложил Раз-Два.

Его поддержали. Вечер снова вернулся в прежнее русло. Алкоголь, еда, разговоры. Говорили о предстоящих боях, в сотый раз вспомнили и обсудили сегодняшние события, снова коснулись темы переговоров с ФНС. Потом стройным потоком потекли обычные пьяные разговоры: анекдоты, воспоминания, случаи из жизни.

За выпивкой, едой и болтовней принесенная Раз-Два канистра опустела. Он, словно не веря, заглянул в темное жестяное нутро и разочарованно с грохотом запустил пустую тару в угол.

– Ты бы тут не кидался особо, – сказал Кувалда, – Не у себя дома.

– Надо было больше брать, – с досадой буркнул расстроенный самогонщик, – сейчас на раз-два сгоняю. У нас еще есть

Тимоха что-то промямлил, соглашаясь.

– Вы как хотите, а я все, – пьяно промямлил Артем, – Мне больше не наливать. Нам с Абрамом и Чириком еще завтра дежурить.

– А нам с Тимохой завтра отдыхать, что ли? На раз-два завтра с вами дежурим.

Раз-два рвался принести еще порцию пойла, но после недолгих споров все-таки согласился, что на сегодня хватит. Разлили по стаканам принесенный Сергеичем спирт. Его выпили быстро, уже почти не закусывая.

Кувалда, Артем, Чирик и Абрам вышли в подъезд покурить. Стояли возле двери на улицу и смолили самокрутки, освещая лица и руки тусклым светом огоньков. На личных огородах выращивали табак и коноплю, сушили и употребляли по назначению. Кувалда затянулся один раз и закашлялся.

– Что за хрень?

– Смесь, джоинт, – ответил невидимый в темноте Артем, только висел в воздухе огонек его папиросы.

– Никогда не понимал. Уж лучше без добавок, или табак, или гашик.

– Смесь дольше держит.

– Зато от чистого приход лучше.

– Не, пацаны, – подал голос Абрам, который пьяным и накуренным почти не заикался, – Это все фигня. Я ссслышал, есть другой способ. Варишь листья конопли, получается в… вязкая такая каша. Ее выс… высссушиваешь и жуешь потом. Нужно только много с… сахара добавлять, а то гггорькая очень. Жарёха называется.

– И в чем прикол? – спросил Кувалда.

– Приход дольше, – ответил за Абрама Артем, – Вот покурил ты, кайфанул пару часов и все. А от этой жвачки можно на несколько дней прибалдеть. Только я слышал, что не с листьями надо так делать, а с семенами. И не варить, а что-то другое. Хотя не знаю точно, не пробовал. И не хочу. Сейчас время такое, что жить нужно на трезвую голову.

– Это да, – согласился Кувалда, сплевывая под ноги.

Вернувшись обратно в квартиру, они увидели спящего за столом Сергеича. Тот громко храпел, сидя на стуле, опустив на грудь массивный небритый подбородок. Тимоха, улыбаясь беззубым ртом, сидел на корточках в центре комнаты. На его макушке стояла пустая бутылка. Раз-Два, шатаясь от выпитого, целился в нее из автомата с отстегнутым магазином.

– Ща пульну, – медленно приговаривал он, – Ща пульну…

Кувалда подошёл, забрал у Раз-Два оружие и с силой треснул по затылку.

– За что? – обиженно спросил тот.

– Тебе еще объяснять надо?

– Он не заряжен!

Кувалда отвел затвор, патронник действительно был пуст.

– Все равно. На кой черт ты наше оружие трогаешь?

Раз-Два не ответил.

– Еще дерется, – только и пробубнил он, почесав ушибленную голову.

Тимоха с улыбкой до своих отрезанных ушей, поднялся с корточек и сказал Раз-Два что-то веселое. Тот улыбнулся.

– Спать пора, – примирительно сказал Кувалда, возвращая автомат на место. К остальному оружию, которое стояло у стены в прихожей.

Пьяного Сергеича положили на кровать Чирика. Сам он с Кувалдой лег на разложенный диван. Тема с Абрамом ушли спать к себе. Из шкафа с одеждой достали два старых спальных мешка. Для Раз-Два с Тимохой, которые улеглись в них прямо на полу в гостиной. Громко захрапели. Оставшиеся припасы поделили между собой. Им четверым и Тимохе с Раз-Два. Несколько банок с тушенкой оставили для Сергеича, заберет утром.

Дрова в печке догорели, отдав тепло. Генератор перед сном выключили, квартира погрузилась в темноту.

8

Артем не мог уснуть. От выпитого комната кружилась. Если закрыть глаза, начинало тошнить, к горлу подкатывал мерзкий комок. Не хотелось выплеснуть наружу то немногое, что было съедено за вечер. Артем лежал на продавленной тахте, по шею укрывшись одеялом и заложив руки за голову. Он смотрел в непроглядную тьму над собой, где по идее должен быть потолок. Прислушивался к шуму дождя снаружи и боролся с тошнотой, желанием встать и выйти на свежий воздух.

Надо было не пить, отругал он себя, отказаться, сослаться на какую-нибудь болячку, тем более, что особо врать не пришлось бы. Сейчас его беспокоило совсем не предстоящее утром похмелье. Еще с середины лета он мучился от частых болей в животе. Поначалу он думал, что ничего страшного, несварение, изжога. Может, что посерьезнее – гастрит, язва, что немудрено при такой жизни и таком питании. Но с наступлением осени начались приступы поноса, частые и болезненные, иногда с кровью. Порой они отступали, неделю-полторы все было нормально, но каждый раз все начиналось по новой. Перерывы между периодами болезни становились все более короткими, а боль даже не думала униматься. То глухая, ноющая, то резкая и невыносимая, что невозможно терпеть. За последний месяц, с начала подготовки к перевороту, ему стало хуже. Позывы кишечника становились все более частыми, начало мутить от любой еды. Артем старался есть и пить по чуть-чуть, ровно столько, чтобы не спровоцировать новый приступ. Он сильно похудел, не сказать, что и до этого он отличался крупностью, но сейчас замечал, как на нем стала свисать одежда, а сквозь кожу выпирал скелет. Несколько раз он все-таки не добегал до туалета в нужную минуту. Потом стыдливо прятал испачканное кровью белье, тайком стирал или сжигал в печи. К крови теперь добавилась еще и зловонная бесцветная слизь, а во рту постоянно стоял едкий горьковатый привкус желчи. Боль в животе остановилась и зависла на одной ноте. Как раз такой, чтобы ее можно было спокойно переносить и терпеть, не скрипя зубами. Более-менее спокойно засыпать, забываясь хотя бы во сне и сдерживать стоны, просыпаясь утром.