Даниил Калинин - Игра не для всех. Крым 1942

– Всегда готов!

…И вот я снова лежу на эргономичном ложе капсулы, так же, как и Оля, опутанный проводами. Сознание уже погружается в лёгкое забытье, а в голове звучит таймер обратного отсчёта перед загрузкой виртуальной реальности:

3… 2… 1.

8 мая 1942 года.

Декретное время: 7 часов 18 минут.

Скаты горы Ас-Чалуле

Сорвав крышку крохотного цилиндрического тубуса с таблетками пенициллина, закидываю первую же в рот. Фу, блин, гадость! Жадно запиваю ее водой из фляги, после чего берусь за индивидуальный пакет и надрываю его оболочку зубами. Больно-то как… Горячо. Будто жжется изнутри. И место ранения неудачное, под ключицей.

Достав бумажный сверток, вскрываю и его. Разворачиваю скатку бинта и тут же прижимаю один из ватно-марлевых тампонов – который неподвижный – к входному отверстию раны, стараясь не касаться при этом внутренней стороны стерильной подушечки. Браться за нее можно только со стороны, помеченной цветными нитками. Второй тампон – подвижный – смещаю на выходное отверстие и туго бинтую оба, скрепляя узел бинта безопасной булавкой из набора индивидуального пакета. Ну, все вроде, кровью изойти не должен…

– Осмотреть тела! С собой забираем все исправные пулеметы, оставшиеся гранаты, и посмотрите их пайки. Там может быть шоколад, его раненым оставьте…

Шоколад способствует выработке новой крови. Где-то слышал, а где – не помню. По крайней мере точно знаю, что после сдачи крови донорам рекомендовалось съесть шоколад… Устало ложусь на камни, следя за тем, как ходят между телами немцев, густо усеявшими пляж, мои бойцы.

– С ФОГами аккуратнее! Не зацепите!

Отбили мы атаку противника. Отбили, несмотря ни на что. Хотя, вернее сказать, вопреки, а самолюбие все же немножко тешит мысль, что последний рывок врага погасил именно я… Но, мазнув взглядом по распластавшемуся рядом с товарищем Володе Карпову, в буквальном смысле смертельно бледному, я лишь горько вздохнул: нет, фрицев остановил не только я. И парень, протянув мне набитый диск, вложил остаток жизни в это единственное усилие – скорее всего, на пределе физических возможностей обескровленного организма. Помочь ему я уже не смог, отрубившись сам… А когда Славка Красиков привел меня в чувство, было поздно.

Но атаку мы отбили. Как видно, я ошибся с оценкой вражеской установки «только вперед»…

Немцам не хватило добежать до нас считанных метров. Но даже смяв и перебив остатки третьего отделения, им пришлось бы еще разбираться с бойцами первого и второго, а после штурмовать дот… И все с потерями, которые и так уже были велики. А моя очередь в упор, скосившая оставшихся храбрецов, как видно, стала последней каплей, что сломила их наступательный порыв. После враг уже не пытался атаковать, а в беспорядке отступил к берегу, откуда эвакуировался уже всего лишь на пяти катерах. Причем ещё два при отходе потопили пулеметчики и артиллеристы дота.

Как я и обещал, «Омаха-бич» крымского разлива. Вернее сказать даже – керченского. Или феодосийского… Не суть. Главное – пока все идет по плану.

Позволив себе секундную слабость, я целиком распластался на камнях, разлегшись с максимальным для себя удобством. И тут же в памяти всплыл эпизод, когда я так же лежал на земле – причем долго лежал, несколько часов кряду. А всему предшествовал мой первый разговор с начальником особого отдела дивизии…

2 мая 1942 года.

Декретное время: 8 часов 3 минуты.

Штаб 63-й горнострелковой дивизии

– Товарищ капитан, разрешите войти?

Капитан госбезопасности с ног до головы смерил меня внимательным, жестким взглядом серых водянистых глаз, причем на лице его не дрогнул ни один мускул.

– Заходите.

Я аккуратно прикрыл сбитую из снарядных ящиков дверь в блиндаж и послушно сделал три шага вперед, замерев посередине помещения и практически поедая начальство глазами с «видом лихим и придурковатым, дабы не смущать его своим разумением». Впрочем, капитан не оценил моих действий, сев за стол и отпив чая из простой алюминиевой кружки. Рядом с ней я заметил ржаной сухарь. Начальник особого отдела открыл какой-то документ, углубившись в чтение и не обращая на меня совершенно никакого внимания. Но когда я уже начал ерзать, не в силах больше молчать, раздалось негромкое:

– С чем пришел, лейтенант? В отпуск захотел?

Вначале меня едва не током пробило от этих слов: а вдруг действительно отпустят на отдых, и я смогу отправиться в Сталинград к Ольке? Но тут же до меня дошло, что это всего лишь шутка командира, точнее сарказм, озвученный даже без намека на улыбку.

– Нет, товарищ капитан. Прошу разрешить добыть языка.

Глава местного НКВД даже взгляда не поднял от стола.

– А зачем нам язык?

Вопрос поставил меня в тупик, но я тут же нашелся с ответом:

– Как зачем, товарищ капитан? Чтобы получить информацию о приготовлениях противника, о…

– Нет.

Сказал, зараза, как отрезал. И где тут мой дар убеждения, где специальные возможности, я вас спрашиваю?!

– Да как же нет, это ведь…

Мой непосредственный начальник впервые за время разговора поднял на меня глаза:

– Самсонов, занимайтесь взводом. Одиннадцать дней назад ваш предшественник допустил грубейшее ЧП. Боец его взвода Тодаев расстрелял из трофейного немецкого автомата уполномоченного особого отдела по 251-му полку Иванова, командира полка майора Дубинина, его адъютанта Шоманидзе, а после пытался с боем прорваться на немецкую сторону. Это как понимать?!

Впервые ледяное спокойствие изменило капитану, и продолжил он уже горячее:

– Только за 21 и 22 апреля из одного лишь 346-го полка дезертировало семнадцать человек. Семнадцать, Самсонов, ты это понимаешь?! У нас бойцы в командиров стреляют, лейтенанта Пятибратова из взвода управления артиллерией убили! Свои убили!!! Ты знаешь, как тут меня за все это натягивал член военсовета армии?!

Переждав бурю с выражением предельного сочувствия, я все же заметил:

– Товарищ капитан, это все, конечно, ужасно. И ЧП с Тодаевым, и «дружественный огонь», и дезертиры… Но я вам скажу так: у меня еще с пограничной службы чуйка, перед 22 июня она в голос кричала об опасности. Сейчас она так же кричит. Если немцы ударят крепко, все последние происшествия померкнут… Мертвым ведь все равно будет.

Взгляд начальника стал будто еще тяжелее.

– Самсонов, ты командир взвода НКВД, а не разведбата дивизии. Вот пусть комдив дает своим орлам указания о добыче языков, я, так и быть, этому поспособствую. А ты занимайся боевой подготовкой во взводе и работой с личным составом. Чтобы еще одного Тодаева не пропустили! И чтобы больше пораженческих разговоров я от тебя не слышал! Все, можешь идти.