Владимир Стрельников - Огонь и железо

6718 год «от Сотворения Мира» (1191-й по времени Метрополии), 3 мая

«Неужели есть путь из мира Митгарда в Ванланд?» – сосредоточенно думал хмурый рыцарь, что сидел возле окна. Разноцветный витраж в потемневшей дубовой раме глухо постанывал под ударами ливня, отчего мозаику заливала пелена вода. В непогоду всегда хорошо думается о серьёзном и далёком. Сокровенном. Тонкая слюда лишь в солнечные дни пропускала достаточно света, и в небольшой комнате было сумрачно. Впрочем, огонь настенного факела частично решал проблему.

Шериф Шансона был уже зрелым мужчиной. По нынешним меркам – почти старик. Не так давно ему исполнилось тридцать пять, а в Митгарде мало кто жил более четырёх десятков. Впрочем, выглядел владетель лет на десять моложе и помирать, похоже, не собирался. Но этим странности не исчерпывались. Грубое домотканое одеяние, вылинявший плащ с характерным красным крестом на левом плече, доспехи, перекрещённые мечи и ещё новые гобелены на стенах, толстая восковая свеча в простом железном шандале вполне соответствовали цветущему за окнами маю 6718 года от Сотворения Мира.

Но вот то, что он делал, выглядело как минимум необычно. Рыцарь сосредоточенно чистил маленькой щёткой из свиного ворса замысловатую железку. Ещё несколько фигурных штуковин лежали перед ним на льняной тряпице, застилавшей грубый деревянный стол. Рядом стояла чаша с минеральным маслом, куда изредка нырял инструмент.

Вот эти-то странные железки абсолютно не вписывались в обстановку имперской провинции Норман. Две блестящие напоминали грубые револьверные барабаны, со своеобразными шестернями с одной стороны. Рядом лежала тонкая кованая тяга с овальной полой ручкой и зубчатым рычаговым зацепом. Тут же – россыпь пластинчатых пружин. Впрочем, темнеющий справа корпус с характерными приспособлениями прицеливания и деревянным прикладом не оставлял сомнений, что крестоносец смазывал винтовку. Шестнадцать пузатеньких патронов в медных паянных гильзах ровной шеренгой стояли чуть сбоку.

Шериф, или граф, как здесь говорили на придворный манер, посмотрел в захлебывающееся окно и недовольно поморщился. От этого наискось через лицо проступил давний шрам. Теперь он лишь придавал значимости его чертам, оттеняя высокий узкий лоб, слегка выпирающие скулы, нос с горбинкой над узкими волевыми губами и твердый подбородок. Тем временем ловкие тренированные кисти в оплётке вен уже осторожно соединяли детали в грубое подобие револьверной винтовки и рычажного Винчестера.

На лестнице послышались шаги. Движения владетеля замедлились, глаза расфокусировались, «раздвигая» панораму обзора. Но почти сразу он вернулся к железкам – узнал поступь. Взял барабан и начал аккуратно набивать патронами. В дверь легонько стукнули, и в комнату вошла роскошная женщина. Атласное платье, умело украшенное парчовыми вставками, бисером и драгоценными камнями словно влитое сидело на стройной мускулистой фигуре. Густые тёмные косы убраны под белую накидку, которую прижимала золотая налобная перевязь с мелкими алмазами. По центру свисала огромная грушевидная жемчужина. На руках прекрасной дамы дремал в кружевных пеленках трехмесячный младенец. О её же возрасте трудно было сказать что-то определенное, но выглядела дама чуть старше крестоносца. Тот встал:

– Ты принесла Сьюзи? Иди к папочке, маленькая!

Бережно взял крохотную девочку. Малышка проснулась, и внимательно посмотрела. А затем вдруг беззубо улыбнулась, как перед кормлением.

– Прелесть моя! Ягодка! – тут же расцвёл отец, с любовью покачивая живое темноглазое сокровище.

– Ты опять! – с усталым укором произнесла женщина. Шериф, не отрывая от дочки умилённого взгляда, неопределенно пожал плечами.

– Сколько можно, Володя! Ведь сейчас дождь, ливень.

– Сусанна, милая! Я уже устал объяснять. Это моя работа. Моя жизнь. В конце концов – я просто не могу без этого!

– Ты постоянно на своих полигонах. И в дождь, и в метели. Там же с тобой пропадают мальчишки. А я с Сьюзи вынуждена вечно ждать тебя и торчать у окна! Я устала, я так больше не могу!

– Ты говоришь это каждый день, милая! – поморщился крестоносец. Слово «милая» он говорил чисто механически, без выделения, отчего оно не оказывало своего обычного действия.

– Поедешь к мастеру?

– Нет, сегодня мы испытываем изобретение Брайана.

– Ах, так ты едешь к Лотте!!!

– Сусанна! – раздраженно перебил он. – Что ты говоришь? Ей всего четырнадцать!

– Конечно! Я давно замечаю, что тебе нравятся молоденькие! А дочь Брайана просто прелесть! – у графини непроизвольно зло искривились и предательски задрожали губы. Супруг же, наоборот, успокоился:

– Ты неправа! Вообще не понимаю, как можно ревновать пятнадцатый год подряд? Ко всем подряд, без разбора.

– Но ведь ты любишь леди Веронику!!!

– Нет! – печально ответил шериф. – Не люблю. И ты это знаешь.

– Да. Знаю. И знаю, что на мне ты женился со злобы! От того, что она была недоступна. Женился и теперь каждый день мучаешь меня!

– Ты сама изводишь себя глупой ревностью. А тебя я люблю. И люблю наших детей! – граф не выдержал и легонько прильнул к Сьюзи головой. Поэтому последние слова прозвучали с искренней теплотой. Чего нельзя сказать о всех предыдущих. – Милая.

– Да, детей-то ты любишь!

Из больших тёмных глаз уже текли слёзы.

– Прекрати, это запрещённый прием! – владетель быстро подошел и принялся осушать мокрые щёки губами. – Подумай о крошке! Если ты её покормишь в таком состоянии, у Сьюзи может заболеть животик.

Леди Сусанна приняла дочку и попробовала улыбнуться:

– Хорошо, не буду!

– Вот, умница! Ты самая лучшая и я люблю только тебя, милая! – на этот раз в голосе звучала почти неподдельная нежность. Долгий поцелуй завершил очередную размолвку. При этом женщина истово, с силой прижалась к мужу, словно боялась его потерять прямо здесь. Почти сразу, словно только этого и ждал, луч солнца пробился сквозь ослабшие тучи и рассыпался разноцветными бликами сквозь мокрую слюду мозаичного витража.

– Да, я глупая. Я верю тебе! – счастливо прошептала леди Сусанна.

За дверью послышался лёгкий быстрый топот и в комнату ворвались два похожих сорванца, четырнадцать и девяти лет.

– Папка, сколько можно целоваться! Дождь уже перестал, поехали скорее! – закричал старший.

– Чур, я сам поеду! – тут же завопил младший.

– Ратибор, Андрей, что за поведение!

– Извини, папочка! Но дождь… – виновато протянул старший.

– Извини, папочка! А можно я сам поеду? – тут же встрял Андрейка.

– Можно!