Александр Титов - Мусорные хроники. Новый порядок

– Всё, Балда, бери вещички. Пойдём в город торговать. Может и тебя продам, ежели цену сбивать не станут.

Мы отправились по тропинке между мусорными кучами. Я с удивлением озирался по сторонам и разглядывал капающихся в помоях людей. Скрывшись во мраке, они сливались воедино с отбросами и напоминали кишащую червями тухлятину. Быть может в том и была их суть? Ещё живые, превратились они в мусор и отходы, в опарышей, покрывающих гниющую клоаку?

Ко всем ним я не питал ни малейшей жалости. Всегда полагал, что человек сам кузнец своего счастья и получает ровно то, что заслужил. Но вид всё же меня удручал. Будто одна из тех документалок про африканские трущобы вдруг ожила прямо перед глазами. Будь я повпечатлительнее, прослезился бы не только от едкого зловония.

– Те бандиты называли тебя Черепахой. – спросил я, когда надоело глазеть на мусор, а город всё никак не появлялся. – Это твоя кличка? Или они тебя так обзывали?

– Сам ты… обзывали. Звать меня Черепахой. – обиделся горбун.

– Странное имя.

– И ничаво не странное. Очень даже красивое имя. Знаешь, чаво значит?

– Удиви меня.

– Живой и резвый.

– Тебя обманули.

– Продам! Чесслово продам. Замучил ты уже меня, сил нет…

– А Колян это кто? Ты о нём несколько раз говорил. – прервал я его поток негодования.

– Да такая же шпана, как и энти трое. Ну, можбыть малёк по-круче.

– То есть он как Зафар?

– Слушай, Зафар честный человек, а Колян – чушка. Его б убить бы, так все б рады были. Вот только кто ж до этой гадины доберётся?

– Чем же он тебе так насолил?

– Мне-е? – протянул возмущённо горбун. – Да он всем жить спокойно не даёт. Только и делает, что гадит. Гадит и гадит, гадит и гадит. Вот дня не проходит, как он бы где подлянку не устроил…

Он разбубнился и не замолкал до самого города. Вернее до того, что горбун назвал городом, хотя общего там было не больше, чем у фаст-фуда и здоровой еды. Грязные хижины из разноцветных металлических листов теснились друг к другу разве что не вплотную. А между ними вились кривые узкие улочки, залитые жёлтым неровным светом факелов и часто расставленных бочек с горящим хламом. Улочки вели к рынку, где и ютились, как мне показалось, все местные жители. Торговали, ругались, дрались и пели, приобнявшись, что-то бессвязное. Одним словом жизнь кипела, но в это варево явно попало что-то протухшее, потому как запашок стоял знатный.

Во всём этом торжестве грязи выделялся один единственный дом. Он стоял у самого рынка, возвышаясь над городом тёмным массивным силуэтом и, в отличие от остальных, не напоминал лоскутное одеяло, не зиял щелями и не выглядел так, будто может развалиться от малейшего прикосновения. Был у него даже балкон с кованой оградой на втором этаже, но столь хрупкий на вид, что вряд ли кто-нибудь решился бы на него выйти.

Горбун занял свободный лоток и спешно расставлял товар. Попытался заставить меня заниматься тем же, но стоило мне уронить какую-то безделушку, как он пробухтел «Дай сюда, безрукий, я сам всё сделаю» и отогнал меня от лотка.

Освободившись от попытки помочь, я долго разглядывал особняк и гадал, что за идиот должен жить в таком убожестве. Настолько несуразном и отторгающем, что все окружающие его хижины выглядели куда более симпатичными.

– А здеся живёт сам Зафар. – кивнул на особняк горбун, когда заметил мой интерес. – Ты наверное таких хором шикарных в жизни не видал?

– Таких – точно не видал. – согласился я.

Но удивлял меня не только странный вид особняка. Перед его входом стояли два крепких парня в чёрных кожаных куртках и с такими злобными рожами, что не сыщешь и в тюрьме особо строго режима. Красные глаза зависшие над острыми скулами и увесистые челюсти им явно показались недостаточно грозными и на лбы свои они привесили по паре рогов. Уж не знаю, на клею ли, или на обруче каком они держались, но смотрелось очень натурально.

Смотрел я на этих чертей и думал. Чтобы как-то утвердить своё положение в этом мире и как можно скорее достичь того положения, которое меня хоть отдалённо устроит, не было у меня времени на всякие глупости. Чем дольше я болтаюсь на дне, тем сложнее будет выбираться. Сейчас кроме горбуна никто обо мне не знает и не слышал никогда. Я чистый лист. Но уже завтра пойдут первые слухи, будто появился какой-то залётный, и кто знает, что придёт им в голову. Горбун, вон, уже не раз говорил, будто я холоп и он меня продаст. Вот только рабом мне побывать и не хватало.

Для такого пути нужен какой-то план, и его хорошо бы придерживаться. Самое тяжёлое – начать. Дальше пойдёт само, только держись крепче, а вот начать, подковырнуть первый раз сложно. Как наклейку отдирать.

– Гля, чаво делается. – горбун оторвал меня от размышлений болезненным толчком локтя в спину.

Я повернулся и, вскинув брови, узрел омерзительную сцену. Два мужика обступили девушку и самым наглым образом дали волю своим рукам. Под юбку залез один, другой мял грудь, стянув топик. Девушка плакала, вырывалась, просила их остановиться и молила прохожих о помощи. Но все либо внимания не обращали, либо наоборот – глазели с таким интересом, будто порноролик смотрели. Одним из таких был и горбун. Закусив кончик языка, он не мог глаз оторвать.

Я же стерпеть не мог. Пусть девушка эта и была одета на манер придорожной проститутки, но видеть женские слёзы и остаться в стороне было выше моих сил. Я твёрдым шагом пересёк площадь и протиснулся через толпу зевак. Положил руку на плечо одному из негодяев.

– По-моему дама против ваших ухажи…

Договорить не успел. Глупость в виде красивого жеста обернулась жирным кулаком, влетевшим мне в щёку. Я отшатнулся, в глазах заплясали искры.

– Пшёл отсюда! – прорычал негодяй, будто один удар мог меня отпугнуть.

Я снова двинулся вперёд. Негодяй попытался ударить ещё раз, но теперь я увёл его руку в сторону и резко врезал под дых. Мужичок сложился пополам, посинел, ртом пытался схватить воздух, но получалось у него плоховато. Я попытался ему помочь и ногой подтолкнул воздух к лицу. Немного не рассчитал, с хрустом встретившись с его носом.

Второй смотрел за нашей дракой растерянный, будто что-то подобное было попросту невозможно. Когда же он понял, что ошибался, закричал и бросился прочь.

Девушка же осела на корточки и, закрыв рот ладонью, судорожно всхлипывала. Она всё пыталась закинуть на плечо лямку топика, но та настойчиво спадала обратно.

– С вами всё в порядке? – спросил я, протянув ей руку.

Девушка отстранилась и глянула на меня глазами, полными ужаса. Столько боли в них было, что сердце моё болезненно ёкнуло. И эти влажные тропинки слёз, спускающиеся по узкому лицу к острому подбородку.

Она не приняла мою руку и отвернулась, а мне не захотелось настаивать. Я сделал всё, что мог, и что не смогли три десятка зевак.