Дмитрий Манасыпов - Злые ветра Запада

И Дуайт продолжал и продолжал, чувствуя, как даже не хочется кончать, потому что так прекрасно не было и больше никогда не будет, именно так, как сейчас, когда даже болит внизу от напряжения, вздувающегося венами и пытающегося сделать невозможное, наливаясь в стороны толщиной, чтобы коснуться каждого миллиметра гладких мокрых стенок, упруго дрожащих вокруг.

И, специально выйдя, видя ее в пробивающихся солнечных лучах, ощущал сразу все, делающее, здесь и сейчас, самым счастливым. Эту женщину, днем строгую и почти праведную, женщину, выгибающуюся кошкой, охающую низко и ритмично, блестящую спину и крохотный плавный бугорок там, где спина переходит в такую прекрасную задницу, и ниже, где дергано и судорожно сжимались складки, уже не скромно прижимающиеся друг к другу, а разошедшиеся в стороны, блестящие от смазки, переливающиеся прилившей кровью под гладкой кожей, все подрагивающие и подрагивающие, ждущие его назад губы, того же цвета что и на лице.

Дуайт слушал, втягивал ее запах и понимал – надо только назад, только сейчас, потому что больше никогда… и, как всегда с ней, едва успевал, донося до нее себя, рвущегося наружу выстрелами горячей спермы.

Хватал руками за бедра, не желая прекращать, но понимая, что если бы оно продолжилось, то сердце просто не выдержит, и, выходя, наклонился и целовал эту спину и эту задницу, божественно смотрящие вверх и на него.

И еще чуть позже, поняв, что нет ничего лучше, и чуть устав, оба просто заснули. Керри Хартиган спала, закинув крепкую ногу с ногтями, покрытыми красным лаком на иссеченное шрамами бедро рейнджера Дуайта Токомару Оаху.

Только вот он, дикарь с тату на лице, просто спал. А она, смотря на его лицо и зная все, оставленное ее маори за спиной, понимала – это ненадолго. Ей не бороться с другой, вроде бы оставленной Дуайтом за спиной, но до сих пор появляющейся между ними. Даже в такие минуты, пахнущие потом, сексом и, совсем чуть-чуть, ее, Керри Хартиган, слезами. Потому как Дуайт, во сне, произносил совершенно другое женское имя.

«Смерть лишь начало.

И по делам и грехам воздастся»

«Новый Тестамент», ст. «Человеки»

Преподобный Джосайа из Тако

Дуайт смотрел на улицу с балкона. Ветер гнал пыль, песок и больших засохших пауков. Полуденное солнце било через раскаленный жестяной козырек, наплевав на людей внизу. Солнце очень давно и думать забыло про человеческие беды.

Кофе в кружке давно остыл, но все еще пах вкусно и маняще. Дуайт отхлебнул глоток, покатав по языку эту странную смесь горечи и сладости. Священники не жили на широкую ногу, но сахара в фарфоровой старой сахарнице хватало.

Моррис, зевая и потягивая через соломинку какое-то пойло, именуемое коктейлем, дымил без остановки. Как и всегда, впрочем, со вчерашнего перепоя. Плевать хотел на приличия и рамки дозволенного, а Марк его не поправлял. Самому Марку уж точно хотелось не просто холодной воды, но командор сегодня выступал примером воли и выдержки. Хавьер, меланхолично жующий лакрицу, косился на него с явным злорадством.

– Итак, джентльмены, – Марк промокнул платком лоб, – пришло время.

– Для чего, падре? – Моррис не прислушался к недавней просьбе Дуайта. – Мы узнаем кем на самом деле был Иисус?

– Не богохульствуй! – одновременно рявкнули командор и Хавьер.

Моррис пожал плечами и отхлебнул прямо из стакана, наплевав на соломинку.

– Иисус был сыном Божьим. – Марк прикрыл глаза ладонью. – Дуайт, можно тебя попросить прикрыть балкон, опустить жалюзи и запустить чер… долбаный вентилятор?

Сержант кивнул, заходя в комнату. Жалюзи, скрипнув и выпустив облачко пыли, прошелестели вниз. Вентилятор, большой, потолочный, практически не шумел. Как и полагалось в прекомандории, обеспечиваемой за счет коменданта форта.

– Сядь, Дуайт. И послушайте меня внимательно. Все трое. – Марк откинулся в кресло. – Все помнят сегодняшние сны?

Дуайт кивнул. Моррис выругался. Хавьер торопливо перекрестился.

– Кто-то постарался. Кто-то, наверняка понимающий, как правильно провести диверсию. – Марк потер лоб. – Все колодцы в форте закрыты, водовозы отправлены к реке.

– Что это было? – Дуайт сел в скрипнувшее кресло, оббитое полосатой тканью. – И как такое возможно?

– Санитарные бригады пытаются разобраться. Сюда из командории Церкви выехала специальная комиссия, летун доставил письмо к обеду. Ясно немногое… в воду добавили вещество, способствующее кошмарам и некоторому подобию летаргического сна. Катализатором выступило нечто, оказавшееся в городе.

– Дьявол раздери ученых умников… – Моррис со стуком поставил стакан на столик. – Падре, я ни хрена не понял!

– Это мне ясно… – командор вздохнул. – Среди вчерашних гостей форта было нечто. Нечто, способное напустить морок на спящих. Само по себе оно сделать этого не могло. Основой послужила наша с вами вода, кишащая чем-то вроде дьявольского семени. А воду, несмотря на пристрастие к крепким напиткам, пьют все. Хотя, как бы это не казалось злой шуткой, именно те, кто вчера успел хорошенько приложиться, ночью страдал меньше трезвенников.

– Так виски всегда помогает. – Моррис ухмыльнулся. – Есть проблема – выпей виски.

– Моррис, помолчи немного. – Дуайт почесал все еще зудевшую новую спираль. Шепард все же не ошибся, только признавать его наблюдательность Дуайту не хотелось. – Продолжай, Марк.

Хавьер покосился на него с явным удивлением и нескрываемым уважением. Словам Марка, что передал им с Моррисом Дуайт, они все же не поверили.

– Ночью вырезали пост на западных воротах. – Марк бросил на стол кусок ткани. – Полностью.

– И кого не хватило по утру в гостиницах?

– Трех групп. В каждой от трех до семи человек.

– Мы стали слишком доверчивыми, или Козлоногий стал куда умнее?

– Ни то, ни другое. – Марк помрачнел. – Мы стали заносчивыми и чересчур самоуверенными. Кто точно уже не скажешь. В пустыне к обеду нашли тринадцать тел, разделанных и освежеванных. У каждой жертвы вырезали лицо. Так что из кого выбрать – непонятно. И у нас остается только понимание факта, что один из убийц – женщина. Так как всего их было трое из пятнадцати. Двух нашли в пустыне. Но есть и еще кое-что.

Он кивнул на клок, лежащий на столе.

– Ткань непростая. Ее не может быть здесь.

– И какое это имеет отношение к длинному пути, обещанному нам вчера? И ко снам и к вырезанным парням? – Хавьер, все также спокойно жующий лакрицу, посмотрел на командора безо всякой издевки.

– Она имеет отношение ко всему. Да…

Дуайт почесал вторую из новых загогулин моко, проходящих под глазами. К сожалению Марк все-таки немного оправдал его, Дуайта, нелюбовь к любым святошам. Даже у такого хорошего парня, как командор, за душой оказалась недосказанность и гордыня. Даже если сам командор ни за что в этом не признался бы, Дуайт все равно уверился в этом.