Игорь Сафиуллин - 90 последних лет

В отдалении от остальных, Вэйн, перемазавшись в саже с ног до головы, уже час копался в руинах своей мастерской, в полный голос проклиная налетчиков, уничтоживших драгоценные станки и электроинструмент, но в итоге все же отыскал неповрежденной древнюю ламповую радиостанцию и с величайшей осторожностью разместил ее в кузове болотохода, сразу за кабиной, там где должно было поменьше трясти.

Наконец, по истечении нескольких часов все было собрано и увязано, погорельцы, увешанные оружием бандитов и закутанные для сохранения тепла в разномастные куртки, платки и тряпки, странными гусеницами начали неуклюже карабкаться по каткам и бортам машины оставляя грязные следы на металле. Все очень спешили, глаза опасливо обшаривали дорогу, уходящую в туман, а уши каждую секунду ожидали услышать рев моторов нового карательного отряда. Шарлотта была облеплена людьми словно жук голодными муравьями, они сидели вдоль бортов, между их ног и посередине кузова были сложены ящики, клетки и бочки. Пассажиры сидели так тесно, что даже не боялись упасть, надгусеничные полки, крыша, капот и даже узкий передний бампер с лебедкой были заняты людскими телами, всего двадцать один человек и около двух тонн груза.

Когда борт кузова с трудом закрылся, заставляя сидевших на лавках людей потесниться еще больше, Вэйн, ругая про себя перегруз, провернул ключ древнего стартера и легко завел двигатель, который заработал удивительно мягко, звуком напоминая урчание исполинского сытого кота. Немного прогрев мотор, водитель включил передачу и плавно нажал газ, однако при попытке тронутся болотоход только ужасно дернулся, качнув длинным телом и бессильно замер, отчего несколько человек сидевших спереди шлепнулись всем телом прямо в грязь перед гусеницами. Чертыхнувшись, Вэйн пробормотал что-то успокаивающее в адрес Шарлотты, еще раз завел заглохший двигатель и резче поддав газу заставив наконец транспорт медленно с натужным ревом двинуться сквозь грязь в сторону бывших ворот. Дождь усиливался, и опаленные руины деревни все больше погружались в грязно-белые объятия столбов пара, поднимавшиеся от испаряющейся в огне воды, становясь более призрачными и нереальными, как будто побуждая выживших скорее забыть пережитое горе и перевернуть эту страницу жизни. После того как напряженный рык перегруженного вездехода стих вдали, только шум дождя и его шипение на последних углях пожарища разбавляли мертвую тишину погибшего поселения.

Дыхание, едва заметное сиплое дыхание мучительными мелкими толчками, загонявшее холодный воздух в изорванные легкие, розовая кровавая пена, пузырившаяся сквозь раны на груди… Заплывшие глаза сквозь пелену боли следили за громоздкой кормой болотохода, медленно исчезающей в огромном столбе белого пара… В ушах только звук ударов сердца да бульканье в легких, каждый вздох взрывается в груди ослепительной вспышкой боли. От холода и потери крови уже не чувствовались конечности, лишь ярость поверженного зверя и какая-то злая сила удерживали душу в израненном теле последнего бандита из отряда карателей. Он дал себе клятву выжить во что бы то ни стало, клялся своим алым предводителям, в торжественной мрачности ожидающим своего бойца с победой, хищника взращенного и перекованного из степного бродяги, клялся черным тучам, холодному ветру и ливню обещая отдать даже свою душу за возможность еще раз встать на ноги и сражаться. Когда-то его звали Парс, что на старом турецком языке означало «пантера». И вот, умирающая пантера, вперив голубые глаза в темно-серое небо, несмотря на невероятную тяжесть ран, в очередной раз слабо дернулась от судороги, а затем будто вдохнув вместе с кислородом некий волшебный исцеляющий состав, со стоном перевернулась на бок, и обведя пространство вокруг себя мутным взглядом, медленно, опираясь на локоть, поползла по грязному месиву под днище истерзанного грузовика, обещающего хоть какое-то укрытие от дождя.

Разгорающееся начало нового январского дня было холодно и богато на росу. Маленькая сипуха, сидя на одиноком кривом дереве, упрямо росшем посреди травяной долины, встряхнулась и с золотисто-струйчатых перьев полетели во все стороны алмазные капли росы, отсвечивающие розовым цветом восходящего солнца. Характерно быстрым движением всех совиных она развернула белую мордочку в форме сердца и посмотрела на почти готовое гнездо, устроенное в расщелине древесного ствола, из травы, мелких веток и клочков ее собственного белоснежного пуха. Удовлетворенно заклекотав, сипуха расправила крылья и захлопала ими, перед тем как отправиться в гнездо на дневной сон. Однако в последнее мгновение, что-то помешало ей, чуткий слух птицы засек необычный шум: шелест мокрой травы и приглушенный рокот доносящийся из длинного, многокилометрового распадка на краю которого и росло ее дерево. Вытянув голову на подвижной шее, она сперва увидела, как оттуда навстречу пробежал десяток испуганных полевых мышей, пара хорьков и даже крупный заяц, а через минуту в поле зрения появился диковинный двуногий зверь, темный от грязи. Непуганая птица никогда не видела людей поэтому не расценила двуного как источник опасности даже когда странное существо подобралось вплотную к ее дереву и обмотало вокруг железный трос с крюком на конце, бормоча проклятия утреннему холоду. Махнув рукой человек, отошел в сторону и в овраге что-то взревело, дерево вздрогнуло от мощного рывка натянувшегося в струну троса, спугнув маленькую сову с ветки и обдавая все вокруг желтыми мокрыми листьями. А затем словно из-под земли в небо ударил мутный свет фар, и разбрасывая грязь и изрыгая дым, на поверхности показалось металлическое чудовище, которое выбиралось из грязевой ловушки оврага наматывая трос лебедки на барабан, закрепленный в бампере. Невиданная машина встала на дыбы в верхней точке подъема, а затем взбрыкнула двигателем и тяжело перевалившись на стальных гусеницах выбралась наконец через край оврага на мягкую равнинную почву. За ней, цепляясь за траву и оскальзываясь на крутом подъеме, устало поднималась пара десятков человек неотличимые друг от друга из-за покрывающей их черной жижи.

Среди них была и Мия, которая, оказавшись наконец на открытой местности, с удовольствием вдохнула утренний степной воздух, показавшийся ей таким свежим после сырого воздуха распадка. Ужасно болела шея, ощупывая пальцами позвонки девушка даже обнаружила несколько больших шишек, сковывающих движения головы и давящих на мышцы.

«Немудрено заработать такое если сотню раз приложишься головой об потолок кабины», – подумала Мия, разминая больное место и вспоминая как она, скрючившись сидела в тесной железной будке больше суток практически не шевелясь, пока болотоход упорно пер по целине осенней долины.