Герман Горшенев - S-T-I-K-S. Товарищ Резак

После завтрака я как мог облизался, подошёл к шторе и обтёр морду, стараясь сильно не миндальничать, затем вернулся к столу. Корж с Бубликом торжественно стояли. Бублик обратился ко мне:

– Блохастый! Я, когда служил техником, мы вертолёты обслуживали, и всякое бывало – и в горах, и в джунглях, и оружие брать в руки часто приходилось. Меня потом перевели в очень нужную и секретную часть, и вручили жетон. Я показываю тогда свой и говорю: «А у меня уже есть, я-то сколько лет служу». Наши начальники тогда сильно удивились. Небывалое это дело, чтобы человеку второй жетон выдали. Тогда один полковник, боевой, много повидавший, и говорит мне: «Значит, судьба у тебя такая, будет что-нибудь в жизни, как второй раз родишься, вот и пригодится тебе тогда новый жетончик», – и по плечу похлопал, заулыбался. Я с тех пор их вместе таскаю, старый и новый. А вчера, Блохастый, благодаря тебе мы с Коржом заново родились, нас бы никто не отпустил. Броневик нас ждал. Это очень нехорошие люди; это, Блохастый – муры были. Вот, теперь мне второй жетон и не нужен, а бойцов у нас прибавилось.

Во время всего этого монолога Корж со счастливой мордой кивал. Бублик из-за спины торжественно вытащил тёмно-красную нейлоновую верёвку миллиметров пяти толщиной, а на ней висел жетон. Протянули мне. Я внимательно посмотрел и, пока смотрел, обнюхал. На жетоне было аккуратно, самым каллиграфическим почерком вырезано – не просто нацарапано, а именно вырезано – «Блохастый». Настоящая каллиграфическая работа.

– Для тебя полночи вырезал, пока ты дрых и ногами дёргал! – не без основания гордо заявил Бублик.

Молодец, Бублик. Я так никогда не умел, всю жизнь на клавиатуре проработал. Первый компьютер на ВЦ у нас без монитора был, ещё с перфокартами. Это такие прямоугольники, в которых дырки надо было протыкать и лишние заклеивать, если где-то ошибся, а мониторы у компьютеров гораздо позднее появились, поэтому сам писать красиво я бросил ещё сразу после школы. Если честно, то никогда и не умел, а тут – каллиграфия. Я ещё раз взглянул на жетон, и мне торжественно надели верёвку на шею. Теперь у меня есть официальное имя и документ, его подтверждающий – настоящий жетон. Потрепали по холке и загривку, почесали за ушами.

– Блохастый, ты теперь боец нашего отряда, если не сбежишь.

Прозвучал ещё ряд поздравлений. По такому делу зарезали и съели кусок твёрдой колбасы, который откопали мои друзья. Они выпили по чуть-чуть, пару ложек живчика плеснули и мне прямо в пасть.

Полдня ушло на осторожное перемещение и выход к дороге. Ещё час просидели в заброшенной остановке, сложенной из кирпича и накрытой железобетонными плитами. Парни внимательно следили за окрестностями, а я ничего не делал и, как кот, жмурился на солнце. Внимательный собачий слух уловил далёкий шум моторов, и почти одновременно мои спутники начали спокойно собираться. Очевидно, им как-то сообщили о своём приближении, и это были свои.

Подъехали два видавших виды БТР и несколько новеньких «Уралов», обшитых металлом. С кузова и брони спрыгнули разной степени вооружённости люди, и тут же попали на историю, как Блохастый сверхсекретные патроны на нюх берёт, как мужики броневик сожгли, а остальная бесчисленная бронетехника противника в панике разбежалась. Количество трупов в рассказе смело можно было делить на пять, и я думал, что к концу поездки коэффициент подрастёт. Рассказывали и о странной больнице, где в шкафах с таблетками пистолеты хранят, и о том, что столько всего там было, что приходилось бросать и выбирать самое ценное. Рассказали и о служебных животных, привязанных к койкам, и о санитарах-вивисекторах.

Тут прекрасно все владели оружием и отлично были в курсе различия бронебойных и даже дозвуковых патронов. Почему обычная маркировка у них была неизвестна – для меня осталось загадкой. Мы свои 7н6 давным-давно на мобрезерв отправили, или в Африку на поддержание демократии. У нас даже срочники-тыловики такими на учебных стрельбах не пользовались. Какое-то дикое тут отставание. Да тот же БТР – где они его взяли? Музей ограбили?

Пока ехали, я удобно лежал в кузове грузовика, подложив лапы под морду. Корж с Бубликом ещё раз повторили все чудесные истории. Вдруг кто-то забыл или что-то пропустил? Каждый, кто был в кузове, своим долгом считал меня или потрепать за ухом, или почесать загривок, или погладить. Главное качество домашнего животного – терпение.

Машина остановилась, и меня Бублик почесал по холке берцем:

– Давай, Блохастый, на выход.

Я без энтузиазма поднялся и вылез из кузова через открытый задний борт. Нас привезли в небольшой посёлок, организованный как военный лагерь на осадном положении, весело разукрашенный в стиле хиппи, но который явно строили педантичные немецкие военнопленные. Чистенькие аккуратные домики в стиле баварского городка, пышные клумбы с цветами и дорожки, мощёные плиткой. Аккуратно покрашенные заборчики по пояс человеку высотой радовали самыми яркими краскам. Деревья были большими, но кроны сформировались высоко, и бросалось в глаза почти полное отсутствие сараев. Все улицы просматривались во все стороны. Стены, кирпичные или железобетонные, имели толщину в метр. Окна украшали толстенные массивные решётки и стальные ставни.

Вдоль улицы стояли тумбы из железобетона с узкими бойницами и такими же массивными, как и везде, металлическими дверьми. Эти цилиндры были полтора метра диаметром и чуть выше двух в высоту. Сверху стояли те же горшки с пышными цветами, а бетон был покрашен во все цвета радуги. Замков снаружи не было, а изнутри дверь должна была запираться на засов. Сунув нос в приоткрытую щель, я обнаружил внутри спокойно лежащие на деревянной полке дробовик, десяток коробок с патронами, пару блоков с водой в полуторалитровых бутылках; пахло печеньем. Блестели боками несколько банок консервов. Всё было перемотано стреч-плёнкой, а от оружия шёл явно избыточный запах смазки.

Эти аварийные убежища торчали через каждые два-три дома. На перекрёстках стояли похожие сооружения, но обитаемые, в два этажа, и диаметром они были уже метра в три. На эксплуатируемой крыше размещался крупнокалиберный пулемёт. Весь посёлок был огорожен бетонной стеной метров в пять высотой с оборудованными огневыми точками.

Нашу бронетехнику встречали женщины, дети и суровые бойцы с радостными улыбками на лицах. Люди разгружали коробки, мешки, ящики, и дарили друг другу подарки. Мои друзья радостно набросились на окружающих с волнительной историей про патроны и сожжённую бронетехнику.

Коржа встречала женщина с именем Мальвина – и с пуделем, которого звали совсем не Артемон. Как и положено тупому и коричневому пуделю, подстриженному по последней моде, его звали Чарликом. В моём мире почти всех пуделей тоже почему-то звали Чарликами.