Алексей Войтешик - Дай мне руку, брат

– Ну и что? – с ухмылкой бросил Ковзан. – Я, что в «те» времена сидел, что в «эти» сижу и сидеть буду, пока весь срок не отсижу до звонка. А те, кто меня сюда упекли, и тогда жили – не тужили, и сейчас, не сильно бедствуют. Уж будьте уверены, они найдут возможность в любые времена кому нужно и стучать, и отстегивать. Деньги всем нужны. Но это лирика, гражданин капитан. Может, скажете, кому я обязан и переводу в СИЗО, и этому ночному визиту?

– Своему легендарному прошлому.

Ковзан хмыкнул и сел свободнее.

– Вас это веселит? – не принял шутливого тона капитан.

– Нет. Просто мое легендарное прошлое напрямую связано именно с СИЗО. Я, как известно, тогда именно тут, необоснованно пересиживал, после чего…

– Необоснованно, Сергей Александрович, не сидят и не пересиживают. Нужно правильно выбирать друзей и знакомых и вести нормальный образ жизни.

– Ну не воспитывать же вы меня пришли, гражданин начальник?

– Нет, – офицер аккуратно огладил гладко выбритый подбородок. – Вы сами себя воспитали, таким, как есть. Потому и попали за решетку первый раз, а из-за нежелания перевоспитываться – второй. В 1993-м бежали из СИЗО, все из-за того же нежелания, но тогда это ваше «воспитание» вылилось нам в серьезные проблемы, а теперь мы, так уж получается, сами хотим создать себе эти проблемы…

Ковзан притих, не зная, как реагировать на слова капитана. Казенный человек встал. Он прошел к двери, вернулся обратно и остановился напротив Сергея:

– Нужно устроить побег из СИЗО еще одному человеку. Он, так же, как и вы недавно переведен сюда.

Заключенный нервно повел плечами. Даже в полумраке был виден его выразительный взгляд:

– Вам мало меня и Дзержинского? – наконец, сказал он. – Нужна положительная статистика побегов из СИЗО? Не вижу проблем. Открывайте ему камеру, выводите на волю, дайте пендаля и пусть бежит…

– Этот человек не знает о том, что ему готовят побег, более того, он, возможно, даже был бы против этого, поскольку его освободят и так. Его, как и вас, специально сейчас перевели в следственный изолятор.

– Совсем интересно…

– Ну, ведь вы же образованный человек, Сергей Александрович, инженер…

– Моя инженерия – кинодело. Если бы вы попросили меня киноаппарат отремонтировать или еще что, …а тут, – Ковзан встал и, обойдя офицера, подошел к окну, – гражданин капитан, может сразу меня грохнете, без всех этих фантазий? Зачем так усложнять?

– Вы не понимаете, дело не в вас. Нам нужен тот человек, а «наших» людей здесь мало. Не хотелось бы привлекать по пустякам некие высшие силы. Надо что-то делать и самим…

Сергей, все еще не зная, как реагировать на услышанное, недоверчиво развел руками:

– Когда это я успел стать вашим? Да и как понимать это: «наших мало» и «высшие силы»? Мне, как и любому, кто отбывает срок, кажется, что как раз наоборот: «вас» и «ваших» тут слишком много. А «высшие силы» пусть только позвонят, его сразу отпустят. Сами же сказали, что скоро ему конец срока? И еще вопрос, кому это «Нам нужен тот человек»?

– Беларуси…

Ковзан, услышав это, слегка подался сперед. Капитан стоял напротив. Его прямой и пронизывающий взгляд мог говорить либо о полной серьезности его намерений, либо о скрытом безумстве. Сергей озадаченно прикусил внутреннюю часть губы. Дело приобретало очень неприятный оборот.

– Я так понимаю, – наконец, выдавил он из себя, – что стоит вам сейчас произнести имя того парня, и я просто не буду иметь пути назад? Не, начальник, лучше вам меня хлопнуть. Из-за своей несговорчивости я уже второй срок волоку, сами же говорили какой я твердолобый. Я не буду сучить, и побега устраивать тоже никому не буду. И сам в этот раз, буду сидеть до конца, даже если СИЗО развалится.

Капитан повернулся, сделал несколько шагов к двери, надел фуражку и произнес:

– Его имя Ингви Олсен…

Феликс ловким жестом извлек из бокового кармана дорогой телефонный аппарат. Определившийся номер не был ему знаком. Он включил связь.

– Мистер Желязны?

– Кто это говорит?

– Это я, Зеленько…

– В чем дело?

– Я по поручению Главы Временного Комитета по стабилизации…

– Оставьте церемонии, что случилось?

– В общем, господин Пристрек Валентин Анатольевич уполномочил меня связаться с вами и сообщить срочную информацию. Где вы сейчас?

– Не слишком ли много вы на себя берете, Зеленько?

– Я все понимаю, господин Желязны, в СИЗО случилась неприятность. Валентин Анатольевич убыл туда, скоро освободится и, …приказал найти вас, повторяю, срочно!

– Что за спешка, в общих чертах? Я занят…

Зеленько шумно выдохнул в трубку и тихо произнес:

– Есть новости, Олсен…

– Он мертв?

– Он …пропал.

Пауза длилась не более трех секунд:

– Я в …, я через двадцать минут буду возле Комитета, встретьте меня внизу.

Желязны и Зеленько поднялись в кабинет Главы Временного Комитета по Стабилизации Правительства Беларуси, Валентина Анатольевича Пристрека. В просторном помещении, деловито поблескивающим металлическими арками выгнутых спинок стульев, коих здесь было столько, что они едва могли бы поместиться вокруг массивного эллипса стола, был только хозяин помещения. Он поднялся навстречу Феликсу, кивнул Зеленько и тот молча вышел прочь.

– Здравствуйте, – тихо сказал Пристрек, сделал шаг в сторону и жестом пригласил своего гостя сесть на любое удобное для него место. Феликс безцеремонно подошел к главному креслу кабинета и тут же погрузил на него свой худощавый зад. Ничуть не смутившись этому, Валентин Анатольевич приблизился к нему, взял со своего стола бордовую пластиковую папку и, устроившись на соседнем стуле, аккуратно положил ее перед собой.

Желязны на несколько секунд сомкнул веки и совершил длинный и ровный выдох. Короткое время концентрации кончилось. Он открыл глаза, снял очки, достал из кармана носовой платок и, продолжая пребывать в глубокой задумчивости, медленно стал протирать стекла. Вскоре выпуклые, мощные линзы имели просто идеальный вид. Платок, полным хладнокровия жестом вернулся обратно в карман и Желязны, медленно огладивший его подвернувшийся клапан, наконец, спросил:

– У вас же там были свои люди?

Пристрек коротко вскинул брови и вздохнул:

– Были? Они все мои, а он пропал как раз на смене… самых преданных.

– И что они говорят?

– Всякую ерунду…

– Со временем исчезновения определились?

– Нет. В том-то и дело, что нет. Кто-то считает, что он пропал днем, кто-то, что ночью.

– Думаю, дневная версия ближе к истине.

Пристрек нахмурился:

– Мистер Желязны, я ни в коей мере не стал бы подвергать сомнению вашу интуицию и проницательность, однако не смогли бы вы мне объяснить, почему вы думаете, что он пропал именно днем?