Сергей Алексеев - Кольцо принцессы

— Да ведь не правда это, — вступилась мать, — придумал он…

— Погоди, мать! Если тебе положена тройная — не отступай, бери тройную!

— Он еще летать будет! — запротестовала и замахала руками матушка. — Что городишь-то? Какая пенсия — молодой парень! Это он по себе судит, врач-то. Он бы пошел, а Германке что на пенсию уходить? Пусть летает!

— Я ж не против! Но если признают болезнь — бери тройную, Герман! Говорят, вы за один полет столько здоровья сжигаете, сколько топлива — одинаково. Этот харю наел в госпитале, сидит на земле и дохнет от зависти — кто-то больше его пенсии получит! Не отступайся, Герман, если что, дави! Суды все продажные, но встанешь на своем — никуда не денутся.

— Чему ты учишь, Петя? Ему еще летать — не перелетать…

— Мам, там черемуха на Пожне цветет? — перебил их Шабанов. — Я же к вам собрался, а Ужнин вызвал…

— Как же не цветет? Нынче особенно сильно цветет, аж голова кружится, как выйдешь на берег.

— А вы где больше обитаете, дома или в райцентре?

— Сейчас больше дома, сынок. В прошлом году снова корову взяли, двух поросят растим…

— Который час? — вдруг спохватился батя. — Я же договорился пойти на склады, машины посмотреть… С этим, как его? Ну фамилия такая…

— Харин, — подсказал Герман.

— Ну, Харин! Я побежал, а вы тут сидите! Ужинайте без меня, не ждите. Я как чуял — печать с собой взял. Если что, договор заключим…

Когда отец убежал, матушка помолчала немного, подняла отчего-то виноватые глаза:

— Плохи дела у нашего отца, — проговорила тихо. — Хорохорится он, да что толку?.. Маслозавод и впрямь вернул, но разграбили его, все оборудование продали, одни стены стоят, все заново начинать. Это какие силы надо, чтоб поднять?.. Итальянцы и правда были, посмотрели, кефиру попили, что я сама дома сделала, и уехали. Там денег надо много, чтоб запустить, потому и отдали назад… И автобазу тоже растранжирили, одни гаражи, машин-то нет.

Стройиндустрия в упадке, цеха стали разбирать, плиты развозят… Может, и поднимет, да ведь сразу увидят и снова отнимут. Ты ему как-нибудь мягко скажи, чтоб не мучился. Изба у нас есть, корова, свиньи… Посидели бы тихо, пожили в удовольствие. А то ведь не жизнь — страх один. Стреляют, бомбы взрывают, а деньги, какие появляются, на одни судебные издержки уходят. А отцу нравится! Говорит, вот настоящая работа! Совсем стал как больной…

— Это у нас наследственное, — вставил Герман.

— Нет, ты подумай-ка что делается! — вспомнила матушка. — Эти итальянцы приглашают к себе! Хотят поставить самым главным специалистом над всей молочной промышленностью. Ладно, грех говорить, ведь не образованный, дурак дураком, но они-то куда смотрят? Нет, им подавай отца и все тут! Начнут сами молоко квасить — не идет, все простокваша получается. Руки, говорят, нужны его. Ведь что он делает с ними — да смеется! Он этих всяких кисломолочных продуктов ведь сам напридумывал. И названия им дает — ряженка «Шабаниха», или кефир «Махолет». Недавно еще один рецепт зарегистрировал варенец «Подъемная сила». Дурит он их. Германка, стыд и сказать! Ходит-ходит, и вдруг спрашивает, а чем, мол, наша бабка-покойница ребятишкам пупочную грыжу лечила? Ага, щавель в молоке варила, кровохлебку жгла и пепел сыпала, сушеную пергу добавляла… А ну-ка, мать, сделай-ка пробный образец! Я сделаю, он покушает, сутки подождет, к организму прислушается и говорит: подмешай еще укропного масла немного, и когда закисать станет, подмолоди свежими сливками. Да чтоб сливки были обязательно от красной коровы. Теперь я при нем, как лаборант… Итальянцы эти пробуют — диву даются, а вроде умные люди.

— И надолго вы в Италию собрались?

— Говорит, пока на три года, там видно будет.

— Это уже окончательно решено, или как?

— Согласие дал, поеду, говорит, ума наберусь. Бумагу подписал, деньги большие вперед взял, значит, окончательно… Мол, поправлю дела, назначу хорошего директора и поедем… Ой, как не хочу! По мне так лучше бы вернулись в деревню и жили… А отец язык не учит, говорит, раз пригласили, пускай по-русски говорят со мной. Мне приходится учить, и тайно от него — ругается… Ведь обманут! Станут за спиной шушукаться по-своему, сговариваться, и обманут… Может, ты на него подействуешь? С этой надеждой ехала. Убеди ты его итальянский выучить. Долгое ли дело? Я так через три недели уже и разговаривать стала… Вот жизнь какая пошла, Германка! Мы тем кефиром раньше больных телят отпаивали, а им не жить, не быть, производство наладить надо, чтоб итальянцев отпаивать. Больные они там, или что, ты не знаешь?

Говорила она, будто ручеек журчал, и успевала еще угощать, подкладывала, подсовывала, как всегда, вместе с домашней пищей наполняя душу умиротворением и радостью.

— Ты ешь, ешь! — между разговором вставляла она. — Знать бы, что поедем, нового сыру сварила. А то собирались спешно, в один день, взяла, сколько было. Но ничего, приедем домой, сварю, посылку соберу и пошлю.

— Да не надо, мам, — отнекивался Герман. — В такую даль посылать! Обойдусь…

— Нет уж, обязательно пошлю. От своей коровы, из родных мест… Все не так тосковать будешь. А то ведь уедем в Италию — кто пришлет?

Самое главное, на ее вопросы до поры, до времени не требовалось отвечать. Конечно, родителям уже поведали о катастрофе его самолета и мать внутренне была напугана, однако давно привыкшая к причудам своих мужчин в семье, оказалась подготовленной и к такому обороту, и теперь никак не выдавала своего страха. Она тут же рассказала страшную тайну, что командир части вызвал их с одной целью — подействовать на сына, убедить его, чтоб не оставлял службу и перестал бы нести вздор об иных мирах и прочих несуразностях, которые ему помешают в жизни. И чувствовалась, что матушке любопытно узнать, что же приключилось с Германом на самом деле, однако она и этого чувства никак не выдавала, точно так же, как своего страха. А Шабанов тоже не мог задавать прямых вопросов, чтоб не напугать еще больше, хотя подмывало, и мать это почуяла, сама потянула ниточку разговора.

— А я почуяла, с тобой что-то не ладно, — осторожно промолвила она уже на улице, когда так и не дождавшись отца, пошли гулять по парку. — То собака завоет ночью, то сон приснится… Однажды не вытерпела, взяла у отца телефон… Этот, без проводов?

— Мобильный…

— Ага. И стала звонить в часть. Праздники майские были, никого на месте нет. Кое-как добилась, сказали, в командировке ты, будешь через неделю. Я вроде поуспокоилась, а тут журналистка приехала…

— Журналистка? — боясь выдать любопытство, переспросил Герман.

— Ну!.. Отец итальянцев на охоту повез, уток пострелять. Какой-то катер наняли и поплыли, а мне велел баню истопить и ждать. Я и жду сижу. Вышла на крыльцо, смотрю — лодка по реке плывет, белая, красивая…