Евгений Красницкий - Отрок-4

Сучок вопросительно глянул на Гвоздя, тот задумчиво поскреб в бороде, зачем-то потрогал одну из башен на макете и, наконец, вынес вердикт:

— Вроде бы, все верно, но работы прибавится. Вот, скажем, полсотни шагов. — Гвоздь развел большой и указательный пальцы правой руки и «пошел» этим «циркулем» вдоль стены. — Раз, два, три, четыре…

Мишка, вместе со всеми, следил за манипуляциями Гвоздя, и вдруг понял, что именно не давало ему покоя, цепляя сознание. Форма периметра! Будущая крепость получалась вытянутой вдоль берега реки, хотя разумнее было бы сделать совсем по-другому.

На том месте, где планировалось поставить крепость, в Пивень, почти под прямым углом, впадал ручей, прорывший на своем пути небольшой овраг. Вторую стену крепости можно было бы вытянуть вдоль этого оврага.

— Тридцать шесть! — Закончил подсчеты Гвоздь. — Тридцать шесть башен, выходит. Изрядно!

«Бред какой-то! Почти полкилометра в длину и метров стопятьдесят в ширину. Ничего себе, „крепостца“, по площади больше Ратного получится!»

— Погодите-ка, мастера! — Мишка выставил руку в протестующем жесте. — Вам малую крепостцу заказывали, а вы что удумали? Да сюда всё Ратное поместится!

— Шьем на вырост! — Тоном модного портного отозвался Сучок.

Мишке так и показалось, что он сейчас добавит: «Где талию будем делать?»

— Ты, Лис, когда-нибудь, великие рати водить станешь, где-то ж их надо будет размещать! — Ехидно добавил плотницкий старшина и хитро подмигнул Гвоздю.

Тот занятый какими-то мыслями, шутки начальника не принял и вполне серьезным тоном объяснил Мишке:

— На острове свободного места оставлять нельзя, чтобы ворогам простора не было.

— На каком острове?

— Он не знает! — Сучок довольно хихикнул. — Ты как место для крепости выбирал, Лис?

— Никак не выбирал. — Мишка понимал, что из него делают дурака, но ничего с этим поделать не мог. — И никто не выбирал. Воевода Корней Агеич приказал, и всё.

— Дурак твой воевода! И все вы тут…

Мишкин кинжал чиркнул Сучка по бороде, немного не достав до горла, плотницкий старшина отшатнулся, злобно оскалился, и медленно завел правую руку за спину, но в дверь уже лезли, хищно поводя взведенными самострелами, услыхавшие мишкин свист «курсанты». Гвоздь и Нил шарахнулись к стенам, а Сучок замер, повернувшись лицом к двери. Теперь стало видно, что его правая рука, заведенная за спину, уже легла на обух топорика, засунутого за пояс.

— Что, Лысый, все тебе неймется? — Громко спросил Демьян и разрядил самострел прямо под ноги Сучку.

Видимо, болт ударил настолько близко к ногам, что Сучок невольно отпрыгнул. Снова щелкнул самострел, заставив плотницкого старшину подпрыгнуть еще раз. Из толпы «курсантов» раздался довольный голос:

— Во! Попляши, Лысый!

«Сговорились, что ли, поганцы? Но всё „в елку“! В самый раз!»

Под гогот «курсантов», Сучок прыгнул еще дважды, налетел задом на стол с макетом крепости и, тут же получив от Мишки деревянной чуркой по затылку, затравленно обернулся.

— В глаза воеводе Корнею свои слова повторить сможешь? — Глядя на Сучка в упор, спросил Мишка. — Или зассышь, старшина?

Губы Сучка дрогнули, но он ничего не сказал, лишь слегка повел правым плечом, все еще держа руку заведенной за спину.

— Только дернись, дурень лысый. — Донесся от двери голос Демьяна. — Прочь руку с топора!

Сучок несколько секунд постоял неподвижно, потом расслабился и выпростал руку из-за спины.

— Капрал Федор! — Позвал Демка.

— Здесь, господин десятник!

— Забрать у лысого дурня топор! Только сам под выстрел не подвернись.

— Слушаюсь, господин десятник!

Сучок не пошевелился, когда Федор вытаскивал у него из-за пояса топор, но выражение лица у него было такое же, как у мужиков, которым медсестра делает укол в задницу.

— Ну, так что? — Снова спросил Мишка. — Повторишь свои слова воеводе Корнею?

— Пош… — Сучок шумно сглотнул и выговорил, глядя в стол: — Пошутил я.

— Мы тоже. — Мишка убрал кинжал в ножны и добавил: — Только шутки у нас разные: у тебя — дурные, у нас — воинские. — Потом поднял глаза на Демьяна и уже другим тоном спросил: — Демка, пол-то здорово болтами расковыряли?

— Не-а! — Отозвался Демьян. — Мы тупыми болтами били. Охотничьими, которые на белку, на горностая…

Поломать кости можно было и такими, но Сучку, наверно было еще обиднее — стреляли, как в мелкую дичь.

— А лысый дурень не понял! — Добавил кто-то из «курсантов», в ответ раздалось хихиканье.

— Смирна-а! — Рявкнул Мишка. — Слушай приказ!

«Курсанты» замерли, в горнице повисла тишина, слышно было только, как опять шумно сглотнул Сучок.

— Лысого дурня, впредь, поминать запрещаю! — Продолжил командным голосом Мишка, поочередно фиксируя взглядом каждого из своих парней. — Обращаться к нему только со словом «старшина»! И остальным мой приказ передать!

— А как же…

— Что непонятно, десятник Демьян?

— Господин старшина, дозволь обратиться?!

— Слушаю. — Разрешил Мишка и тут же прикрикнул на зашевелившихся «курсантов»: — Команда «смирно» была!

Ребята снова замерли, и в наступившей тишине прозвучал вопрос Демьяна:

— Ты старшина и… этот, как же так?

— Я — господин старшина. — С нажимом на слово «господин» ответил Мишка. — Понятно?

— Так точно, господин старшина!

— Кру-гом! На выход, ступай! — Скомандовал старшина Младшей стражи и, спохватившись, добавил: — Кто-нибудь, болты подберите.

Пока «курсанты» выходили, Мишка старался разобраться в выражении лица Сучка. Кажется, в нем не было ни злости, ни ненависти — одно только тоскливое недоумение. Он, словно спрашивал: «Господи, куда я попал? И как мне теперь тут жить?» Точки над «i» надо было расставлять немедленно, пока у Сучка было подходящее состояние и, если получится, раз и навсегда.

— Слушай, старшина, — обратился Мишка к плотницкому старшине — Ты сюда не моей волей попал, и не волей воеводы Корнея. Ты приехал и уехал, а мне из ребятишек воинов воспитывать надо. Христом Богом тебя прошу: не доводи до греха — Мишка, как бы невзначай, положил руку на рукоять кинжала — не порти мне ребят.

— Чего? — Сучок ожидал чего угодно, только не того, что услышал.

— Того! Ты думаешь, что я «лысого дурня» ради тебя запретил? Ради них! — Мишка указал подбородком на дверь, за которой скрылись ученики Воинской школы. — Ребята должны старших уважать, а как тебя уважать, если у тебя язык и руки-ноги отдельно от головы живут? Или тебе гонор дороже жизни? Тогда, скажи — я тебя небольно зарежу. Только это предательством будет, и с тебя на том свете, как с Иуды Искариота спросится.

— Чего? — еще раз повторил Сучок, глядя на Мишку, как на сумасшедшего.

— Ничего! Ты о них подумал? — Мишка указал на Гвоздя, все еще стоявшего возле стены. — Они в закупы под твоим началом угодили, под твоей рукой и освободиться должны. Но у нас — в воинском поселении — ты, со своим характером дурным, долго не выживешь.