Даниэль Дакар - Три грани мизерикорда

– Хорошо, что Агата ещё может плакать. Я, признаться, боялась, что нет, слишком привыкла она носить всё в себе и быть сильной. Слёзы не признак слабости, но так считают далеко не все… и очень часто тому, кто не скрывает слёз, приходится выдерживать больший прессинг, чем тем, кто скрывает. А твою названую сестру прессовали по полной все кому не лень. И хорошо, кстати, что она, совершенно не умея строить отношения с мужчиной, всё сделала правильно. Инстинктивно, должно быть. Будь она моей дочерью, я бы гордилась.

Платине хотелось вскочить и заорать. Очень хотелось. Невыносимо. Вместо этого он положил ложку на стол, подчеркнуто медленно поднялся на ноги и снял с плиты кастрюльку. Налил себе какао, снова уселся и только потом заговорил, изо всех сил стараясь не подпустить в голос яду.

– Ты меня извини, мам. Я, конечно, понимаю, что у женщин есть женская логика, а у мужчин и вовсе никакой… только где ж ты в действиях Агаты «правильность» разглядела? Сама ведь повторяешь частенько: мужу-псу не выкладывай правду всю.

Надежда вздохнула, подошла к сыну и ласково взъерошила волосы на затылке. В неё пошел парень, от отца разве что нос, а так – копия, не открестишься. Ещё бы рассуждать умел, но в одном двух не бывает, увы.

– Видишь ли… Если Агата небезразлична Алексу фон Строффе, а он небезразличен ей, пусть даже просто как человек – ну не верю я в детскую романтику! – необходимо играть в открытую. Её биография всплыла бы рано или поздно, и хорошо, что он услышал правду от неё самой. Потому что правда бывает очень разной, в зависимости от того, кто, когда и при каких обстоятельствах её излагает. Между прочим, ты не задумывался, за каким чертом Агате понадобилось шунтирование? Почему бы ей просто не учиться, как все? А я тебе скажу. Она боится. Боится, что если не вывернется наизнанку, если не будет самой лучшей, успешной, незаменимой, самой-самой – причём быстро, – то не сможет быть достаточно полезной, в частности, вам с майором. И вы её бросите.

– Что-о?!!

– Что слышал. Не знаю, правда, отдаёт ли она себе отчёт в этом страхе. И есть ещё один страх. Страх, что, узнав правду о прошлом Агаты, люди отвернутся от неё. Здесь, на Закате, где во главу угла ставится способность выживать, она не могла проверить свои предположения. Жива? Умница. Как ухитрилась? Без разницы. Всё равно молодчина. Но Закат – это далеко не весь мир. И сегодня она посмотрела в лицо своему страху, рассказав этому молодому человеку, каким образом выжила. Как он, к слову сказать, отреагировал?

– Агата говорит – окаменел, – проворчал Варфоломей.

– Ну, это естественно. А потом?

– Потом она ушла.

– А вот это – зря. Ну да ладно. Что-то мне подсказывает, что, когда господин фон Строффе переварит информацию, эффект будет совсем не тот, какого ожидает Агата. Хотя… знаешь, я могу предполагать, чего она ожидает от этого парня, но даже близко не подберусь к тому, чего она ожидает от себя. Она и сама-то ещё к этому не подобралась, по-моему.

– Ты идиот, братан. Спорить будешь?

В голове Алекса фон Строффе было пусто и гулко. Очень хотелось пить. А вот вести серьёзные разговоры не хотелось совершенно. И встал он напрасно, не стоило этого делать. Вот только лежать, уставившись в потолок, тоже уже никаких сил не было.

– Эээ… глубокая мысль. И чем вызвана, хотелось бы узнать… до того, как выдвигать контраргументы, – попробовал Алекс смягчить ситуацию. Ведь далеко не каждый день человек, с которым столько всего пройдено, вламывается к тебе в каюту со столь безапелляционным заявлением.

– Чем вызвана? – Ричард Райт прошел внутрь, дошагал до стола и оперся на него той частью тела, которая уже не спина, но ещё не ноги. – Да как минимум тем, что я имею неудовольствие опять наблюдать твою рожу в состоянии немаленькой задумчивости. И дело вовсе даже не в похмелье. Или не только в нём. Давай-ка начистоту – лирика по голове проехала?

– В каком смысле? – на всякий случай пилот решил «включить дурака», по крайней мере, до тех пор, пока не выяснит, что именно не нравится другу.

– Да в прямом, – Райт достал из кармана пачку сигарет, закурил, выпустив клуб дыма в потолок. – Ты вчера с докторшей пообщался, да? И именно после этого явился на борт с литровой бутылкой вискаря, уже ополовиненной. Стало быть, она тебя отшила. А учитывая, какой ты у нас милашка и обаяшка, то тебя не просто отшили. Тебе сообщили, что ты прелесть, но ничего не получится. Я прав?

– Нет! – выпалил фон Строффе и тут же пожалел об этом. Собственный вопль ввинтился в мозг раскалённым сверлом. – Ни хрена ты не прав, и с чего ты вообще это взял?

– Бутылка – вон стоит, – обстоятельно начал Райт. – И раз в ней не хватает чуть больше половины, значит, эту половину ты выпил снаружи. Внутри ты пить в одиночку не стал бы, а пока шёл до борта, под шаг, мог выхлестать только в путь. Между прочим, я тебе даже могу сказать, откуда ты шёл – поскольку скорость твоего пития мне ещё с Патруля известна. И вряд ли что-то изменилось за последние двести с небольшим лет.

Навигатор невесело хохотнул и продолжил:

– А поскольку надраться ты мог исключительно по причине неудавшейся лирики, а интересовался крайнее время только докторшей Агатой, то всё с тобой ясно.

– Дик, а тебе не кажется, что ты суешь нос в мою жизнь? В мою личную жизнь, которая тебя никак не касается! И не имеешь на это никакого права, черт побери!

– Да ну? – в голосе Райта отчётливо доминировали нотки издевки. – Не касается? В прошлый раз твоя личная жизнь, которая «никого не касается», нас на двести лет в ловушку загнала! Не знаю, как у тебя, а у меня до сих пор каждый позвонок и все ребра болят от такого «никого не касается!».

– А вот это, мистер Райт, с вашей стороны подлость! – голос пилота звенел, как струна. Намёк на попытку срубить кучу призовых, дабы быть достойным такой чудесной невесты, как мисс Валлис, что и привело к двухвековому пребыванию в заморозке, никакого удовольствия Алексу не доставил. – Будьте любезны немедленно извиниться, в противном случае разговор закончен.

– А пошел бы ты, мистер фон Строффе… в холодный душ. Остынешь – так, глядишь, с тобой разговаривать можно будет. А то влюбленному мудаку что-либо втолковывать – абсолютно бесполезное занятие, – парировал навигатор.

– Что-о?! – взревел фон Строффе и рванулся в сторону собеседника. Зря, кстати, рванулся, потому что, несмотря на хорошую подготовку, ничего ему в рукопашной против Райта не светило. Ни двести лет назад, ни сейчас. Что и подтвердилось в следующее мгновение – пока Алекс набирал скорость, Дик просто сместился чуть левее линии атаки и встретил друга качественным крюком под дых.

Результат был закономерен. Пилот оказался на полу, задыхающийся, но уже не такой взбешенный. А навигатор опять занял прежнюю позицию и продолжил говорить как ни в чем не бывало.