Кристофер Руоккио - Ревущая Тьма

«Тебе не оставят выбора», – едва не вырвалось у меня, но язык Джинан уже проник ко мне в рот, и все остальное тут же стало неважным. Ее пальцы скользили по моим волосам и телу. Я нашел рукой ее мускулистое бедро, расстегнул брюки, и Джинан зарычала, сжав меня сквозь ткань. Я выдохнул и обхватил ее лицо ладонями. Попробовал перекатиться на нее, но Джинан не поддалась. На мгновение я увидел так хорошо знакомые мне милые черты, высокие скулы, насмешливые глаза под копной вьющихся черных волос.

– Даже не думай, – сказала она и одной рукой припечатала меня к постели.

Поцеловав мои губы, подбородок, кадык, она убрала руку, которой прижимала меня. Все это напоминало спарринг. Ее волосы скользили по моей коже, щекоча до зуда.

Холодность моя растаяла.

Говорят, древние верили, что Вселенная однажды сожмется. Время обратится вспять, и мир вернется к своей первоначальной форме булавочной головки, на которой танцуют ангелы. Мне на мгновение показалось, что это уже случилось: все миры за пределами нашей постели и каюты исчезли, а мироздание смогло уместить в себя лишь Джинан и меня. Все остальное – сьельсины, Крашеный, Империя, Джадд, Бассандер и Отавия… даже Гхен, – все потонуло в свете Джинан, как начало времен в реликтовом излучении. Я всецело отдался страсти момента и рукам Джинан. Я любил, мы любили друг друга, и все в нашем мире было соткано из любви – пусть лишь на этот короткий миг. Это был рай для двоих. Отгороженный от остального мира сад.

Но в каждом райском саду есть свой змей, и света не бывает без тени.

Это не продлилось долго. Я не выдержал.

Так не могло продолжаться вечно.

Ничто прекрасное не вечно.

Даже на вкус Джинан оставалась солдатом. С привкусом железа и пота. Ее литое тело напоминало бронзовые статуи, изображавшие икону Ярости на алтарях Капеллы. Изнуренные, мы молча посмотрели друг на друга, предчувствуя очевидное: возвращение положит конец нашим отношениям, этим ночам.

В уголках рта Джинан виднелись морщинки. Морщинки, которые обычно сглаживал смех. Морщинка тянулась и между ее черными бровями, идеально ровная линия, словно прочерченная каким-то логофетом в знак признания ее тяжелого бремени. Это бремя Джинан снимала с себя на короткие часы, но никогда о нем не забывала. Раньше я вздрагивал, думая о том, как сам выгляжу в этот миг. Теперь перестал. Читатель, за годы изгнания я столько раз просыпался в холодном поту, дрожащий и одинокий!.. Есть ноши, которые нельзя сбросить даже во сне.

Мне нет прощения за то, что я сделал. Даже после смерти мою могилу будут попирать за это.

Медтехники Отавии доложили мне, что Сиран вывели из фуги, но я все равно на полтора дня отложил визит на «Мистраль». Я говорил себе, что еще скорблю, что еще не забыл жутких безжизненных глаз СОПов и того, как они двигались, даже будучи порубленными на кусочки. На самом же деле мне не хватало смелости встретиться с лучшей подругой Гхена. Здоровяк и Сиран были мирмидонцами, вместе были преступниками и заключенными и вместе последовали за мной с Эмеша. Гхену это стоило жизни.

«По нужде они бы пошли за кем угодно, – прозвучал во мне голос с интонациями Тора Гибсона. – Не вини себя за то, что предложил им путь, где бы он ни окончился».

«Горе – глубокая вода, – сказал я себе уже собственным голосом. – Горе – глубокая вода».

Мы – я и Хлыст – пересекли на шаттле статическое поле и направились к меньшему из наших кораблей. Длиной триста пятьдесят метров от кончика носа до края кормы, похожий на наконечник копья, «Мистраль» сиял, будто серебряный слиток у костра. Как и «Фараон», он был угранской конструкции и, судя по дате на регистрационной табличке, заложен еще в те времена, когда на этой далекой планете правили короли. Быстрейший из наших кораблей, «Мистраль» развивал скорость, восьмикратно превышающую световую. «Фараон» превосходил скорость света от силы в шесть раз.

– Пойти с тобой? – спросил Хлыст.

Мы сидели вдвоем в кормовом отсеке, отделенные от пилота перегородкой. Гул турбин лишь усиливал гнетущую тишину.

Я помотал головой секунд пять, пока не осознал, что ничего не ответил вслух.

– Нет. Ты не обязан.

– Адр, я не это имел в виду, – сказал Хлыст и поджал губы.

Я оставил ремарку без ответа.

– Она знает? Корво ей сообщила?

Смерть Гхена стала для меня непреложным фактом, и я, как рыба из притчи, не отдающая себе отчета в том, что живет в воде, даже не подумал уточнить.

– Неизвестно, – ответил мой лучший друг, наклонившись вперед, поближе ко мне.

– «…надлежало бы скончаться позже» [5] У. Шекспир. Макбет. Перевод М. Лозинского. , – перешел я на классический английский.

– Чего?

На лице Хлыста отразилось раздражение вперемешку с удивлением. Он не понял ни слова.

– Прости, несу всякую чепуху, – сказал я на галстани.

Мой друг, который был младше меня, но выглядел старше, улыбнулся и похлопал меня по руке. Улыбка маской застыла на нижней половине его лица, не коснувшись глаз.

– Что еще новенького? – Его шутка тоже вышла скупой.

– Я теряю Джинан.

Слова рефлекторно сорвались с языка. Я их не обдумывал, даже не знал, что такие мысли бурлят во мне, пока не произнес вслух. Как будто в моих руках было подобие механического кубика с изображением, которое можно было собрать, лишь правильно повернув все грани.

– Что?

Я закусил губу и перевел взгляд с узкого лица Хлыста на краешек планеты, видимый сквозь треугольный иллюминатор.

– Если мы полетим назад, она вернется к своему народу. А Смайт не отпустит меня с ней.

– Откуда ты знаешь?

Спорить не хотелось.

– Может, отпустит, – добавил Хлыст.

– Она назначила меня иммунисом, – ответил я, использовав формальный термин для особо уполномоченного дипломата. – Джинан вернется на службу к сатрапу, а нас прикрепят к Четыреста тридцать седьмому, не сомневайся.

– Не может быть, – забеспокоился ликтор.

– Может, – кивнул я с уверенностью схоласта, пусть и не имел на это полного права. – Я хочу этого избежать.

– Империя все равно получит, что ей нужно, – вздохнул Хлыст. – Я не особенный патриот, но лучше уж работать на них, чем стать одним из тех… аппаратов.

Пришел его черед отводить взгляд и рассматривать космос.

– Вильгельм, – я не собирался называть его по имени, но серьезность момента подстегнула, – нам даже «спасибо» за это не скажут. Особенно если вернемся ни с чем, как настаивает Лин.

– К чему ты клонишь?

– Сам не знаю, – ответил я, хотя имел догадку.

И до меня были палатины, отвергнувшие службу Империи ради высшей цели. «Отправишься со мной, если Бассандер откажется?» Хватит ли у меня духу задать Хлысту тот же вопрос, что и Джинан? Я, затаив дыхание, пытался сформулировать мысли. У меня было твердое желание, но не было плана – а человек, не знающий, как добыть то, чего желает, подобен человеку, прыгающему с высоты со связанными руками. Я как будто снова плутал в сумрачном лесу, не зная дороги. Данте повезло больше моего. С ним был Вергилий.